Анастасия Захарова. Обратная сторона всего

Когда мне предложили написать рецензию по итогам литературного конкурса слепоглухих и о слепоглухих «Со-творчество», то почувствовала неловкость и некоторое стеснение, ведь я не книжный критик и обычно полагаюсь на свой вкус.

В сомнениях я долго не решалась открыть книгу. И теперь понимаю, что тогда просто не могла (боялась?) ощутить себя в со-творчестве и со-единении с авторами, а значит, хоть мне и стыдно признаться — находясь в позиции «над», раздумывала сумею ли говорить о слепоглухоте, не зная её? как мне к ней подойти, а вдруг сердца не хватит? — готовилась судить и сочувствовать. Забыла, что можно просто быть рядом.

Если вы узнаёте в моём состоянии себя, откройте для начала сборник на 225 странице и прочитайте эссе «Жить в темноте» лауреата III степени Анны Рытик, в котором о слепоглухоте, об интересе и приближении к другому сказано очень понятно и очень правильно: «Я хочу стать настоящим другом для кого-то из мальчишек или девчонок, живущих в темноте…»

«Так вот как можно!» — подумала я. И сразу вспомнила, сразу научилась заново языку приближения, искреннему интересу ребенка, который ко всем подходит одинаково, ничего не ожидает и не придумывает себе ролей, а просто дружит, читает и любит.

Об этом, мне кажется, весь сборник. И с таким настроением я предлагаю вам открыть его.

Предмет разговора угадывать не придётся. С двух сторон о слепоглухоте с нами говорят слепоглухие и зрячеслышащие авторы в четырёх номинациях: поэзия, проза, эссе, тексты о слепоглухоте.

Я зрячеслышащая, поэтому для меня (и думаю, так для многих) слепоглухота — это оборотная сторона всего: изнанка света, внутренняя поверхность уха. Кажется, что только метафоры, этот любимый инструмент поэзии, могут приблизить нас к недоступному и недопустимому.

Для зрячеслышащих авторов слепоглухота как лакомый кусочек, который хочется смаковать и описывать особенными словами (как же ещё добраться до оборотной стороны?). Попытка говорить о слепоглухоте превращается в «тишину из кармана, пустотелую правду», цвета обретают тактильность и характер, как в рассказе Кристины Курченковой «Какого цвета твой танец?»: «Белые блестки застенчивые…»

Мы пытаемся перестроить своё восприятие мира и выворачиваем язык изнаночной стороной, прибегая ко всевозможным оксюморонам. Но когда начинаешь читать поэзию слепоглухих (не только о себе, скорее о мире), то все становится на свои места. Слова не выворачиваются, они обретают знание и звучат уже не на поверхности нашего языка, а из своей собственной глубины (из глубины слепоглухоты?).

Лауреатом I степени в номинации «поэзия» стала Евгения Смоленская. Её очень простые на первый взгляд стихи «Я хочу говорить о дожде», «Ах, эта ночь!» не ищут сложных метафор, они называют всё по существу. Но поэзия в них обретает свой истинный смысл — не говорить о тайной стороне всего, но становиться ею, быть на этой стороне, понимать её: тогда дождь остаётся просто дождём, мелодия гитары — мелодией, лунная ночь — ночью, при этом воспринимаясь иначе, глубже и чётче.

Дорогой моему сердцу человек говорил, что если в хорошем произведении убрать художественный вымысел и поэтические приемы, останется глубинная суть понимания вещей, прямая, как Жёлтая стрела у Пелевина. Поэтому дождь у Евгении Смоленской «весёлый, апрельский и гулкий», знакомый нам всем, его можно потрогать руками, он «струится спокойствием в души»… И разве нужно говорить о нём что-то ещё? 

Оборотная сторона всего: простота.

Но есть и другая — воображение. Сколько живых историй оказалось на страницах сборника! Как это удивляет! Моё сострадательное настроение не готовилось к веселым сказкам и волшебным историям из жизни. Однако авторы рассказывают их нам с особенной охотой, часто обращаются и к историческим мотивам.

Баллада «Тореадор» Алексея Пижонкова написана о настоящем испанском молодом укротителе быков, ставшем легендой; «Любовь в огне войны» Александра Нелюбина — романтическая история на фоне Великой Отечественной войны. Они удивляют живостью фантазии и полной отдачей тексту — будто и это тоже бывает только в детстве: решительная и страстная готовность погрузиться в сказку, в другой мир безвозвратно. Это смелое воображение без условностей и стереотипов, даже если и содержит их невольно по законам мышления (а есть ли у нас, зрячеслышащих, смелость на такой условный, азбучный язык? Ведь это язык истинной сказки!). И когда маленькие сказки Виталия Рольщикова «Как мальчик девочкой стал», «Откуда в лесу поганки» рассказывают о превращениях одного в другое, мне кажется, что похожее превращение пережили все слепоглухие люди, поэтому они стали замечательными сказочниками, живущими на стороне сказки, внешне являющейся ей обратной.

Воображение — незаменимый процесс адаптации для слепоглухого человека. Оно помогает выстраивать образы до нужных объёмов и задействовать больше рецепторов. Оборотная сторона воображения — человеческая память.

Обращение к памяти можно найти практически в каждом тексте сборника. У слепоглухих авторов «вспоминаю» часто превращается в «вижу», как в стихотворении лауреата III степени Алёны Капустьян: «Через оконное стекло вглядываюсь: чистое синее небо…» Взгляд и воспоминание равны друг другу, она видит всё бывшее прежде. Ольге Семененко снятся сны о прошлом: «Мне часто снится южный город…»

У каждого свой опыт памяти. И именно этот опыт изначально становится основополагающим: что помню — то могу почувствовать, могу представить, могу увидеть заново. Язык настоящего складывается из элементов прошлых ощущений и событий — чем богаче опыт, тем богаче язык. Вместе с тем богатство языка также складывается из воображения, вымысла — и то, и другое предельно.

Наталья Бесхлебная, лауреат III степени (в номинации текстов о слепоглухих), написала эссе для портала «Такие дела» о том, как слепоглухие воспринимают самые обычные вещи. В нем кто-то говорит о путеводной звезде: «Мне сушеную только ее приносили, высушили звезду и подарили мне, а настоящую морскую звезду я не видела никогда, и, как она может куда-то вести, я не понимаю, мне интересно — как это?!». Опыта памяти не хватает, чтобы вообразить небесную звездочку, а только тактильную, сушеную морскую звезду.

Прекрасные стихи Галины Ушаковой «Старые фотографии», «Тени» — рефлексия перехода на другую сторону, где кто-то уже живет своей памятью, и она — готовится жить, она запоминает: «Что ждёт дальше в жизни? <…> даруется радость жить // Благодатным источником сил // Памятью», «Но в памяти прячутся цвета // Родных глаз // Неба аквамарин, реки сапфир…» Её прозаическое воспоминание о девушке Елене с волосами цвета пшеницы невозможно читать с равнодушным сердцем, непременно захочется заплакать.

Авторы «Слова на ладони» много вспоминают: забавные жизненные истории («Шайтан колодец» Александра Галана, «Отдыхающая бабуля» Арины Деньмухамедовой), своих родных ( «Жить как все!» Сергея Новожеева, «Война в истории моей семьи» Любови Малофеевой), встречу со слепоглухотой («Второе рождение» Михаила Кременецкого, «Знал бы, где упаду, заранее соломки бы подстелил» Владимира Елфимова). Каждый из кусочков памяти оказывается удивительно живым, пульсирующим и видимым с оборотной стороны — настоящим.

Сложно сказать почему, но интуитивно чувствуешь, что произведения зрячеслышащих авторов написаны со стороны нашей (иногда понимание почти доходит до границы, но по сути остается недостижимым). Мои слова не должны стать обидными, поскольку и я принадлежу к числу таких авторов. И мне хочется сказать не о бессилии, а о хрупкости и нежности нашего положения, нашего приближения к другим, к друг другу. Оттого и все сказанные слова кажутся нежными и хрупкими, рассыпающимися — такие стихи Нади Делаланд, рассказ Юны Летц о моряке Митче.

Невероятно трогают совсем зримые документальные истории и интервью. Публикация лауреата I степени Анны Демидовой «Цветы Битцы» о прогулках по лесу со слепоглухой девочкой Ангелиной, интервью Юлии Крывелёвой с её мамой — это совсем не-потусторонняя реальность, это наша изнанка, взгляд зрячеслышащих на слепоглухую поверхность. 

Анна Демидова не описывает метафорами, как Ангелина чувствует, видит, пробует сухую солому в Битцевском лесу, первые весенние цветы — она фиксирует внешние проявления: радость, усталость, игра с ветром — признаки взаимодействия Ангелины с миром, которые мы можем расшифровать бессловесно, на уровне чувств — и на уровне чувств приблизиться к такому восприятию всего.

Оборотная сторона человека — это язык. Прячущийся в глубине рта, в глубине сознания, под сознанием. Сборник «Слово на ладони» — история о языке одновременно упрощенном и усложненном, в поисках истины.

Кажется, что язык слепоглухих авторов обретает плотность и тело в малейших своих движениях: озвучено только то, что идет из глубины тела. Для зрячеслышащих авторов язык бестелесен, он подобен эфиру. Когда мы обращаемся к языку — уходим из своего грубого мира в мир более тонкий. Когда обращается к языку слепоглухой — он делает свой тонкий мир осязаемым, обретает реальную опору.

«Берегу его, как зеницу ока, // Прячу от капель воды, // Чищу платочком от грязи…» — говорит Алёна Капустьян о части своего языка, о брайлевском дисплее.

Беречь, как зеницу ока, хочется все языки этого сборника — и беречь друг друга самым простым и доступным, равным из всех языков, у которого нет оборотной стороны, — любовью. 

«Я хочу стать настоящим другом для кого-то… из живущих в темноте».

Рецензия на сборник «Слово на ладони» (2022).

Опубликовано: журнал «Лиterraтура» (№197, 2022);

журнал DBI Review Russia (№7, 2022).