Ковид и Жизнь
Ковид так жесток и нещаден.
Всех загнал под замок в человейники.
Лбами столкнул тех, кто думал:
Любимый — всегда родной,
Родной — всегда любимый…
В чувство тех привел, кто привык,
Что дом — лишь ночлег да еда,
Кто не помнил, что ждут его дома
И с любовью готовятся к встрече.
Взаперти оказалось, что на самом деле —
Ни любви нет, ни капли малой уважения.
А кто-то — наоборот — понимать начал,
Хоть и запоздало,
Что нет на свете
Человека родней и любимей того, кто рядом.
Все смешалось в людских душах,
Вдруг потеряли смысл мечты и планы…
Как сказано в Библии?
Время разбрасывать камни и время их собирать.
Мы камни бросали в тех, кто нас любит,
Мы из любимых рук получаем камни…
Переживаем мы. Сокрушаются о нас.
Но вползает тихой змеей равнодушие
И жалит подчас ненависти больней.
Вот у другого ситуация чуток получше —
И злость нежданная вдруг берет,
Улыбка дается с трудом, чужая нам радость не в радость.
Ковид так жесток и коварен:
Вспоминают тех,
кто ушел с пути в свой час.
Камень брошен
В тебя или в него — совсем не важно.
Лучше снять его с чужой души, тепло поговорив,
И свою облегчить, прощенья попросив.
Все камни отставить с пути, расчищая дороги.
Жизнь так бывает порой тяжка от них —
И мелкой гальки, и валунов огромных.
Освобождайте, люди, закоулки душ,
Прочищайте каналы сердец нежных.
Худа нет — нет и добра, так говорит народ.
Ковид неумолим, как руки хирурга:
Режут и чистят — и раны зашивают.
Но ковид не так безысходен, как иным кажется:
Тех — разлучает, а тех — соединяет.
Через тысячи километров, прорвав невидимые сети,
Слышишь голос любимый, родной,
Читаешь строки, написанные сердцем…
И даже больше — просчитав за и против —
Срываешься с места, обнять желая,
И идти вместе вдаль, рука в руке, —
Наперекор непонятной судьбе.
Человечество страдает о несделанном, несбывшемся, —
Значит, еще не время, значит, надо так.
Учимся смирению, учимся любви,
Постигаем по-новому жизни суть.
Перед рассветом особенно холодно, темно,
И душа плачет в ропоте и трепете,
Но Бог милостив, Бог есть Любовь,
И рассвет грядет, грядет радость,
И забудут люди горечь невзгод странных тех,
И от солнца лучей глаза засияют всех…
Птица в тумане
Свет — мой спаситель и друг.
Свет — мой заклятый враг.
Чем ярче мир, тем плотней белая пелена.
Чем темнее вокруг, тем тяжелее страх…
Но мир мой причудлив и часто он мне непонятен:
Бывает, мрак вдруг приносит покой,
Бывает, софит — кинжалом по глазам — наотмашь…
Видишь людей, как деревья в лесу.
Но с деревьями проще: там они не бегут, —
И сложнее: руки-то они не протянут…
Чаще идешь — как тетивы струна.
И только изредка — как отпустив вожжи.
Читаешь, строки — размытой тропой,
Буквы, сорвавшись, плывут.
Вглядываясь в картинку, гадаешь, что это:
Расплывается, разбивается, рябит
Точками, пятнами, мазками…
И летит взгляд, как птица в тумане,
И бьется об стекло, увидеть пытаясь…
И цвета не узнать, не узнать, не узнать…
Синее ль небо под вечер? Неужто зеленое?
Синее, синее! — Память добра на подсказку.
Тяжек в руке апельсин: да разве он красный?
Вот яблоко. Разве оно голубое?
И в глухой тишине тебя накрывает шторм.
И так сложно, так сложно в руках удержать штурвал…
Зеркала холод неслышно скользит под рукой:
Где я? В стекле отражение боли, где я, наконец?!
Ищу лицо свое — оно там, там, в сумраке…
«Найти себя». Вот смешные… О чем вы, люди?
Пальцем по темноте обводит память
То, что помнит она и чего я не вижу…
Мир гасит огни. Что впереди?
Полная тишина и пустые глаза?
Я бороться устала, я изнемогаю, Боже,
От осознания, что отныне и не для меня
Свет и цвет — дар бесценный Небес.
Я людей подчас узнаю и вещи,
Только тронув, ощупав, погладив.
Пока жива память линий, —
Все же и я жива, жива и Богом любима…
Осенняя тоска
Сижу в кресле на веранде застекленной,
Вскормленная в городе старушка еще недряхлая…
Дождь в окна стучит
Тоскливый такой,
Тоска просится посидеть тут со мной…
Я яблок насушила, оладушек настряпала,
Травяной чай в чашке заварила,
Ложечку меду туда кинула,
Но тоску присесть со мною не позвала.
Стоит тоска у мокрого порога,
Запуталась в волосах осенняя паутина,
Грустно заглянули ко мне мохнатые эхинацеи,
И огоньки гелиотропа тускнеют, тлея.
По мокрой траве идти уже не сладко —
Но скоро вот, скоро зимними вечерами
Вспомнится мне лета мягкого сладость
И сныть по колено, и крапива в рост,
Ковер густой, роскошный клеверный.
Пряный аромат отцветающих флоксов
И сиротливо стоящая качалка на лужайке…
Мое это царство, маленькое такое, —
Но для меня — доступный мне мир,
Где я властвую, где живу и пою.
Скоро в дорогу, в дом свой у моря,
Но весна придет — и опять сюда вернусь я.
Уходи, тоска! Мне не по пути с тобою,
И места тебе не найду за столом моим…