Почему я так люблю вечернее время суток? Наверное, потому, что именно вечер располагает к задушевным беседам, к воспоминаниям о днях и событиях давних и недавних… Настраивает на размышления о прожитом и пережитом — вот в этом и состоит для меня притягательность и интимность тихих тёплых астраханских вечеров… А, быть может, я полюбил их с раннего детства, когда в нашей уютной двухкомнатной квартире собиралась наша дружная семья, взрослые рассказывали о прошедшем у них на работе дне, а я сидел и слушал с особым восторгом, затаив дыхание, рассказы отца о его детстве, о войне, которую он прошёл-проехал на легендарной «Полуторке» — от Калмыцких степей до самой Праги… И уже лёжа в кровати очень сожалел о том, что мне, по сути, нечего рассказать, разве что про свои мальчишечьи забавы или про то, что слушал недавно по радио…

И вот я уже старик на седьмом десятке, уже и мне есть о чём рассказать, но рядом нет никого, кто бы меня послушал. Из проигрывателя льётся задушевный и нежный голос любимой певицы Нины Бродской: «Красивые слова не нужны, не нужны и розовые сны, а жизнь пройти — не поле перейти. И всякое случается в пути». Вот и со мною случилось по жизни немало всякого-разного, обо всём не поведать, да и не всем это будет интересно, тем паче и самому о многом вспоминать подчас весьма тяжело, но о чудесном избавлении от страшного недуга, каким, вне всякого сомнения, является тотальная слепоглухота, мне всё же очень хочется поведать.

Я рос ласковым и послушным 

Жил-был маленький мальчик; он появился на свет, чтобы радоваться жизни, смотреть на мир широко открытыми глазами, всех любить и быть любимым… Но прорвался демон злобы или какая-то подлая сила нашла лазейку к незащищённому хрупкому созданию, только в одну из холодных и тёмных декабрьских ночей мальчик тяжело заболел, и едва начавшаяся жизнь повисла на волоске. Несколько дней и ночей врачи боролись за неё, злая напасть вынужденно отступила, но с пустыми руками уходить не захотела, отняв у ребёнка самое драгоценное — зрение, без остатка и навсегда… Таков был приговор врачей-офтальмологов из ведущих клиник страны. Вместе с горем пришло и понимание того, что с ЭТИМ теперь придётся жить…

Это я ведь про себя рассказываю, так же, как мне рассказывали об этом отец и мать. Я рос ласковым и послушным ребёнком, всем на загляденье. Как и у здоровых сверстников, моя жизнь была полна радостей и увлечений. Мой отец рыбачил — как любитель. Это увлечение было унаследовано и мною, ибо не было для меня большего счастья, чем поездки с папой на рыбалку. Со временем я тоже научился лихо управляться с рыболовными снастями, случалось даже, что умудрялся забрасывать удочки в чужие лодки и даже в сумки…

Природа наделила меня очень острым и чутким слухом, в дальнейшем он развился, стал натренированным и помогал ориентироваться в пространстве, узнавать людей по голосам, различать птиц, зверей и насекомых. Мой папа не переставал удивляться моей наблюдательности по слуху. Обнаружились и музыкальные способности. Охотно стал учиться музыке в стенах Саратовской школы для слепых детей. Именно там меня и настиг новый удар судьбы. После перенесённой в тяжёлой форме кори я получил осложнение на уши. Слух медленно, но неумолимо падал. Врачи только разводили руками и отводили глаза, вселяя надежду на грядущие достижения медицинской науки и техники. Но я успел окончить музыкальную школу, а также получить аттестат зрелости.

Высококачественных слуховых аппаратов в то время ещё не было, а их жалким подобием, которое пищало, свистело и гудело на разные лады, сурдологи не советовали пользоваться, полагая, что это может привести к дальнейшему снижению слуха. Поэтому мне пришлось рассчитывать только на собственные силы, смекалку, сосредоточенность, максимальную концентрацию внимания и терпение. В школе ко мне относились с пониманием. После неё пришла счастливая пора молодости: любимая работа. Всё у меня складывалось хорошо. Получив специальность массажиста, сумел осуществить и заветную мечту — поступил в Астраханское музыкальное училище, которое успешно окончил. Однако слух к тому времени существенно снизился, и стать преподавателем в музыкальной школе, а именно к этому я больше всего стремился, я уже не смог. Снова надел белый халат и почти тридцать лет проработал массажистом в различных медучреждениях города.

Дорогу осилит идущий 

О том, что такое слепоглухота и как живут слепоглухие люди, я впервые узнал из журнала для слепых детей «Советский школьник». В статье талантливого незрячего журналиста и главного редактора журнала Виктора Александровича Глебова шла речь о Загорском доме-интернате для слепоглухонемых детей. Находясь под неизгладимым впечатлением от материала, я по переписке познакомился с воспитанниками этого учебного заведения, с интересом читал их письма. Ну а в середине семидесятых страну облетела сенсационная новость: студентами философского факультета Московского государственного университета стали четыре выпускника Загорского интерната: Александр Суворов, Юрий Лернер, Сергей Сироткин и Наталья Корнеева. Я искренне восхищался этими ребятами, мужественными и целеустремлёнными, гордо и смело вступившими в большую жизнь, своим примером доказавшими, что для них нет преград, которые нельзя преодолеть. С годами, став взрослым, я начал с очевидной безысходностью осознавать, что сам являюсь потенциальным слепоглухим, поскольку давно начал пользоваться слуховыми аппаратами.

Тот день, двенадцатое января 1998 года, мне не забыть никогда, хоть и очень бы хотелось. Утром, проснувшись, почувствовал себя разбитым и больным. О том, чтобы идти на работу, не могло быть и речи. Надо было предупредить коллег. Подойдя к телефонному аппарату, стоявшему на моём письменном столе, снял трубку, приложил к правому уху и… не услышал привычного гудения. Подумал, что телефон не работает. Однако через левое ухо пробился слабый звук. Значит?.. На включённый слуховой аппарат правое ухо также не отреагировало, и тогда я понял, что дела мои совсем плохи. Работу пришлось оставить, поскольку бывали дни, когда я практически ничего не мог понять из того, что мне пытались сказать люди. А беда, как известно, редко одна приходит: тяжело заболел и вскоре скончался отец, которого я любил больше жизни, не было на свете человека дороже, чем мой папа. Мы остались вдвоём с моей старенькой и очень больной мамой. Мои мобильные возможности существенно сократились чуть ли не до минимума, но сдаваться на милость победителя я всё же не собирался: самостоятельно ходил в магазин и аптеку, вёл домашнее хозяйство. Для общения с продавцами и аптекарями применял широко известный способ — печатал на пишущей машинке список продуктов или лекарств. Если же мне что-то пытались сказать, уточнить, я браво и весело отвечал: «Со мною, как с начальником: меня можно только слушать и слушаться…» 

Слуховой карманный аппарат, который я брал с собой исключительно для храбрости, больше не включал за ненадобностью. Ему на смену пришла карточка-алфавитка. Это пластмассовый прямоугольник с плоскопечатными и брайлевскими буквами, а также цифрами. Однако современные технологии сулили мне куда более широкие возможности для связи с внешним миром, и я активно приступил к освоению компьютера с «брайлевской строкой». Дорогостоящую спецтехнику помог приобрести председатель местной организации ВОС Александр Яковлевич Романов.

Освоить компьютер оказалось делом непростым, так ведь и под лежачий камень, как известно, вода не течёт, а дорогу осилит идущий. Не спеша, но поспешая, я всё же освоил программу-минимум в компьютерном «ликбезе». Для этого пришлось поехать на курсы в «Реакомп», где фактически с «чистого листа» состоялось моё знакомство с компьютером и брайлевским дисплеем. А по возвращении из института я занимался под руководством местного программиста Андрея Абрамова, работающего преподавателем информатики в коррекционной школе, ну а затем и сам стал собирать и систематизировать необходимые материалы… Вскоре мне стал доступен Интернет: электронная почта и многое другое.

Тихо сам с собою 

Пагубным последствиям слепоглухоты я противопоставил каждодневную работу над сохранением чистоты и интонированности собственного голоса. Дело в том, что устная речь человека, не слышащего звучания собственного голоса, со временем начинает искажаться, голос меняет тембровую окраску и выразительность, глухой человек подчас не может адекватно контролировать силу звучания, снижается также внятность и разборчивость речи, — всё это в конечном счёте становится дополнительной и весьма тяжёлой помехой при общении слепоглухого человека с окружающими его людьми. В качестве инструментов и приёмов, призванных мне помочь в этом процессе, я избрал художественную декламацию стихов, выразительное чтение с листа, а также вокальные упражнения и даже художественный свист, который — нередко — в силу того, что я ещё недостаточно хорошо контролировал себя в данном жанре, подчас становился художественно-разбойничьим. Поскольку для меня всё это являло собой продолжение моих увлечений, которым я вдохновенно предавался ещё со школьной поры, это не стало для меня чем-то подспудным и вынужденным. Работе над сохранением голоса, внятной речи и хорошей дикции я отдавал много времени и вдохновения. Эти тактические и стратегические «учения» проводились под кодовым наименованием «Тихо сам с собою»… правда, «тихо» получалось далеко не всегда. Были и забавные случаи. Но, в целом, серая, однообразная повседневность порою приводила в отчаяние, подступала депрессия, и тогда репертуар моих вокальных исполнений становился сродни тюремной лирике. Но надежда, тем не менее, не угасала, ибо я верил, что когда-нибудь слух ко мне вернётся, хотя бы частично.

Напутствие от Поликанова 

«Горе забудется, чудо свершится, сбудется то, что покуда лишь снится, всё ещё впереди», — эти слова из песни Марка Бернеса оказались для меня пророческими. О том, что в Москве по личному указанию президента России был создан Фонд поддержки слепоглухих «Со-единение», я узнал благодаря участию во Всероссийской переписи слепоглухих. Естественно, мне захотелось узнать о нём и поставленных перед ним задачах подробнее. Я нашёл в Интернете сайт Фонда и с большим интересом ознакомился с проектами и программами, призванными сделать жизнь слепоглухих людей более комфортной, мобильной и интегрированной. Особенно меня заинтересовали программы по реабилитации инвалидов по слуху и зрению, а также оказываемая помощь в лечении тяжёлых заболеваний, вызывающих патологию органов слуха и зрения.

И вот, набравшись и храбрости, и наглости, я обратился к руководству Фонда с просьбой направить меня на компьютерные курсы в реабилитационный центр «Дом слепоглухих», а также оказать мне содействие при прохождении консультаций по возможному лечению и восстановлению утраченного слуха. На связи со мной находилась сотрудница Фонда, руководитель проекта «Региональное развитие» Елена Гелескул, человек необыкновенно отзывчивый, доброжелательный и ответственный.

Тогда же я виртуально познакомился и с президентом «Со-единения» Дмитрием Валериевичем Поликановым, рассказал ему свою невесёлую историю и поведал о сокровенных надеждах и планах, и в канун отъезда в Москву получил от него напутствие: «Всё у вас получится!» 

В начале сентября, окрылённый надеждами и хорошими предчувствиями, я отправился в Москву, в реабилитационный центр «Дом слепоглухих». Путешествовать поездом без сопровождения мне уже доводилось, так что и на сей раз я чувствовал себя прекрасно. Проводницы быстро освоили способ общения со мной с помощью карточки-алфавитки, да и с соседями по купе проблем не возникало.

На перроне Павелецкого вокзала меня встретил сотрудник «Дома слепоглухих» и отвёз на машине в Пучково. В реабилитационном центре ко мне отнеслись со всей заботой, вниманием и участием абсолютно все сотрудники. Все шли навстречу моим нуждам и просьбам, о таком поистине родственном отношении я мог только мечтать. Занятия в компьютерном классе чередовались с поездками в Москву, в федеральный ЛОР-центр на Волоколамском шоссе, где я проходил медицинское обследование, выясняя возможность слуховосстанавливающей операции по установке кохлеарного имплантата. Это медицинский прибор — протез, позволяющий компенсировать потерю слуха.

Именно в Москве я впервые узнал и прочувствовал, что такое служба сопровождения с тифлосурдопереводом. Рано утром за мной приходила машина, меня забирали и везли в Москву, возле входа на территорию ЛОР-центра меня ждал сотрудник службы сопровождения. Мы здоровались и шли в здание центра, где мне предстояло проходить диагностические процедуры или получать консультации у специалиста. Самым подробнейшим образом сотрудник рассказывал, где мы сейчас находимся, в какой кабинет зайдём; при общении с врачом переводил вопросы и требования принять ту или иную позу при диагностике. Когда все намеченные мероприятия завершались, он передавал меня с рук на руки водителю, который и доставлял меня обратно в «Дом слепоглухих».

Есть надежда на успех 

И вот буквально накануне моего отъезда я в последний раз еду в ЛОР-центр. С сотрудником службы сопровождения Андреем сидим и ждём аудиолога. Андрей рассказывает, что происходит в коридоре, но я «слушаю» невнимательно: мысли мои там, за дверью кабинета: что-то мне сейчас скажет врач? По движению воздуха и характерной вибрации пола почувствовал, что мимо нас кто-то стремительно прошёл. Дверь открылась и закрылась. Ага, наконец-то… Андрей знаком показывает, что можно заходить. И вот мы в кабинете, мне предлагают присесть и подождать. Андрей, выслушав врача, спрашивает меня, знаю ли я об особенностях операции по установке кохлеарного имплантата? Да, подробности мне известны. Тогда меня спрашивают, согласен ли я на такую операцию? Да, отвечаю, согласен хоть сейчас, потому что дальше жить такой жизнью уже не в силах. После этого мне объясняют, что операция мне показана, есть реальная надежда на успех и, как следствие, частичное возвращение слуха. Нужно только по месту жительства оформить и получить федеральную квоту на бесплатную операцию. Тут же, в кабинете врача, я испытал огромное облегчение и, что там говорить, радость всепоглощающую, какую давно не испытывал за последние годы.

Вернувшись домой, приступил к оформлению документов — вместе с племянницей Оленькой, незаменимой помощницей, всегда готовой прийти на помощь. К моей радости сложностей не возникло. Для проведения операции была выбрана клиника Санкт-Петербургского НИИ ЛОР и речи. А вызов на операцию пришёл в конце октября 2015 года.

…И снова в дорогу, еду поездом Астрахань — Санкт-Петербург, на перроне Московского вокзала меня встречает муж сестры, Пётр Михайлович, который несколькими часами ранее прилетел из Майкопа. Он сопровождал и руководил мною везде, вплоть до операционной. С вокзала мы отправились в гостиницу, которую нам предоставил Фонд «Со-единение». А уже на следующий день меня положили в клинику. После дополнительных обследований со мной побеседовал хирург, доктор медицинских наук, профессор Владислав Евгеньевич Кузовков. Сказал, что операцию будет делать он, и произойдёт это завтра около полудня.

Сон без сновидений 

Вечер накануне операции. Выполнил все предписания лечащего врача, тщательно выбрил участок кожи над правым ухом, то место, которое будет подвергнуто хирургическому вмешательству. После ужина пишу по электронной почте письма друзьям. Приходит медсестра, делает укол — пора спать…

Утром следующего дня просыпаюсь бодрый, совершенно спокойный и послушно-сосредоточенный. Завтрак на сей раз не полагается, остаётся лишь ждать приглашения в операционную. Наконец, приходит зять, провожает. В дверях кто-то со мною здоровается за руку — рука крепкая, мускулистая, рукопожатие доверительное и располагающее. Это, конечно же, Вячеслав Евгеньевич. Ложусь на операционный стол… Меня накрывают простынёй; по вытянутой вдоль туловища правой руке скользнула змейка капельницы — лёгкий укол в локтевой сгиб, и я мгновенно погружаюсь в глубокий сон без сновидений…

Дальше всё, как и полагается: тяжёлое пробуждение в палате интенсивной терапии, а затем возвращение в обычную. Через шесть дней меня выписывают из клиники. Мы с Петром отбываем в Майкоп, где живёт моя сестра Галина — врач-офтальмолог высшей категории, и я сразу же попадаю под её заботливую всестороннюю опеку, так что процесс реабилитации проходит на удивление гладко. Я много гулял, грелся на солнышке, все мысли и чаяния были связаны с предстоящим подключением речевого процессора, после чего мне надо будет учиться слышать как бы заново. Подобная перспектива меня нисколько не смущала, ибо по жизни я придерживаюсь девиза: «Век живи, век учись, но дураком помрёшь». К тому же учиться всегда интересно и даже полезно, тут другого мнения быть не должно.

Мир отвечал какофонией 

И вот опять мы с Петром прилетели в Санкт-Петербург. Город встретил безветренной погодой и неярким солнышком, просвечивавшем сквозь низко плывущие серые облака. Снова клиника. Кабинет аудиолога. Нет, я не волновался. Я замер, весь обратившись в слух, которого я ждал все эти годы, и до реального возвращения которого оставались считанные часы или даже минуты. Прежде чем приступить к тестированию процессора, доктор показал коробочку с брайлевскими метками. Указывая на них, нужно было отвечать голосом, насколько громко слышны подаваемые в процессор звуковые сигналы разной высоты и громкости. Затем мне укрепили за ухом слуховой аппарат, подсоединённый к программатору. Через несколько секунд в голове раздался звуковой сигнал, как будто кто-то нажал на клавишу музыкального синтезатора… Первая рекомендация аудиолога была предельно простой: старайтесь больше слушать звучание аппарата, привыкайте, тренируйтесь, приспосабливайтесь.

Мы с Петром вышли на улицу, решив пройтись по магазинам, заодно и мир послушать. Но слышал я что-то несообразное и не поддающееся осмыслению. Это была какофония в виде пощёлкиваний, потрескиваний, писков и визгов различной тональности. Ни один из услышанных звуков ни о чём не говорил, и было от чего прийти в недоумение и даже растерянность. А когда Пётр пытался со мной разговаривать, я не понимал, что это он. Однако начало было положено, и на тот момент это было главным.

На первом занятии с аудиологом я тоже ничего не услышал, хоть Инна Васильевна Королёва, которая со мной занималась, старалась, как могла. Звуки раздавались из колонок компьютера. Это были щебет и чириканье птиц, мычание коровы, сигнал клаксона и так далее. Но уже к вечеру я мало-мальски научился распознавать звуки включённого телевизора в гостиничном номере, шум льющейся воды, хотя он и походил на шелест целлофанового пакета.

Первое слово было «чай» 

Прорыв в моём слуховосприятии произошёл, когда Пётр предложил мне выпить чаю перед очередным походом в клинику. Я слышал звук его голоса, понимал, что он обращается ко мне и что-то спрашивает, раз за разом повторяя одно и то же короткое слово. И вдруг я разобрал: «чай». С полной ответственностью подчеркну: это не было совпадением, ибо чай я люблю больше, чем любые другие напитки.

Уже на втором занятии у аудиолога я худо-бедно разбирал кое-что из сказанного мне, и мы с Инной Васильевной, хоть и с большим трудом, общались без помощи алфавитки. Одним словом, начало положено, а положительный результат налицо. С каждым днём я слышал лучше и лучше. Время моего пребывания в Петербурге подходило к концу, Пётр и Галина звали в Майкоп на Новый год, но всеми помыслами я стремился домой, в Астрахань, где меня ждали мама, семья племянника, соседи и друзья.

Вечером 19 декабря с железнодорожного вокзала меня провожал Пётр. На улице — дождь со снегом, а на душе праздник, ведь возвращаюсь с триумфом, вновь обретя возможность слышать мир, общаться, а, следовательно, жить прежней жизнью, быть куда более мобильным, нежели это было совсем недавно. Последние объятия, взаимные пожелания счастливого пути. Наконец поезд трогается. Прощай, Петербург, город, где я родился второй раз.

Сынок, ты правда слышишь?

Утром 21 декабря поезд прибыл в Астрахань, выхожу из вагона на перрон первым из пассажиров. Меня встречает Оля, тут же у вагона договариваемся с таксистом и быстро идём к машине. Задаю Оле подобающие случаю вопросы, чувствую, что она ещё до конца не верит тому, что я понимаю её почти дословно. Вот и наш дом. Как я люблю возвращаться сюда! Обнимаю маму, сбивчиво рассказываю, что всё завершилось самым чудесным образом. Мама берёт осторожно за руку и полувопросительно-полуутвердительно спрашивает: «Сынок, ты ведь слышишь меня? Правда, слышишь?» — «Конечно же слышу, мама…» 

Преисполненный неколебимого, напористого и всепоглощающего желания учиться слушать окружающий мир в полевых условиях, а не в аудиозаписи на компьютере, с утра пораньше отправляюсь на БАМ, иными словами: базар, аптека, магазин. На улице ко мне подходят поздороваться соседи — слух о моём возвращении после успешной операции уже распространился. А вот и знакомая аптека, захожу, здороваюсь и, обращаясь к аптекарше, говорю: «Ну вот, Джамиля, сделали мне успешно операцию, и я снова могу с вами поболтать между делом». Девушка восхищённо ахает и уточняет на всякий случай: «Вы теперь меня по голосу узнавать можете?» — «Нет, — отвечаю, улыбаясь, и заговорщически добавляю: — по глазам». — «А как же это?» — ошарашенно спрашивает Джамиля. «Это секрет фирмы», — голосом незабвенного и любимейшего пародиста Александра Иванова отвечаю я. Смеёмся все: Джамиля, покупатели в очереди и я.

А на улице мой новообретённый слух вновь атакуют малопонятные пока звуки: слышу какое-то звяканье, будто постукивают ножом по тарелке, прислушиваюсь и не могу даже предположить, что это за звуки. Вдруг осеняет догадка: это воробьи чирикают! Конечно же, они, эти серенькие весёлые вездесущие и очень хитрые спутники больших и малых городов! Я определил их чириканье исключительно по ритмическому рисунку, весьма характерному для их посвиста.

Как же радоваться чуду без друзей?! Приходит мой лучший друг Александр Романов. Саша всегда был рядом в трудную минуту, старался поддержать, помочь, и вот он внимательно слушает мой счастливый рассказ о том, что со мной приключилось за последние полтора месяца… А затем уже я слушаю его подробный рассказ о том, что нового у него, спрашиваю про общих знакомых и приятелей…

День своего второго рождения я отмечаю двенадцатого ноября. В этот день мне по-особенному светло и радостно! Я благодарю провидение, что дало мне шанс выстоять, не сломаться и выйти победителем из схватки со страшным недугом. А ещё вспоминаю и благодарю добрых и замечательных людей, оказавшихся рядом в трудную минуту испытаний, поддержавших меня и помогших обрести себя заново.

Обретённый слух даёт мне возможность снова общаться с людьми. Я слушаю радио и музыку, разговариваю по телефону.

А ещё поразил один случай. В 2011 году родилась моя внучатая племянница Лиза. Как только девочка начала ходить, мы с ней подружились. Играли. Общения напрямую, правда, не было. И вот, после удачного подключения аудиопроцессора, когда я уже ехал домой, мысленно пытался представить, какой же голосок у моей маленькой любимицы Лизочки-Лисы. Перед самым Новым годом Лизу привели ко мне домой. Она, как обычно, церемонно подала мне ручку и молчала в ответ на моё словесное приветствие. Тогда её мама подсказала: «Скажи дяде Мише “здравствуй”, он теперь всё слышит, его вылечили». Вот тогда я и услышал голос своей Лисы. Самое непостижимое, что он оказался в точности таким, каким я его себе представлял, ещё будучи тотально глухим.