Когда Валерке было лет десять, выпало дождливое лето. Ну, то есть совершенно дождливое. Сын просился на речку, но поездка была невозможной, потому что не проходило и пары часов солнца, как облака собирались в тучу и начинался ливень. Вообще-то в городе было несколько пляжей, но шумные, с толпой и музыкой — сын не соглашался туда ехать. Наше местечко — на Лапе. Будь у нас машина, бог бы с ним, переждали бы в салоне, потому что и во время дождя тепло стояло мягкое, плотное. Но добираться за город предстояло общественным транспортом.
Наконец Валерка не выдержал:
— Так и лето кончится, а мы не съездим!
Ну в самом деле! Что за напасть? И тогда я решилась:
— Хорошо. Попроси «небесную канцелярию», чтобы нам выдали разрешение. Как будет солнце с утра, поедем.
Ехать на таких условиях было чистой воды авантюрой. Пляжик в «нашем» месте необорудованный, что называется, дикий: ни шезлонгов, ни зонтиков. Так что искупаемся или нет, а уж вымокнем — это с гарантией. Но у сына и правда была эта способность: если очень чего-то хочет — оно сбудется, надо или не надо.
Утром сын первым делом бросился к окну:
— Мама, солнце! Поедем?
Мы поехали. На автобусе по городу, пересадка — и на маршрутке за город. Потом довольно большое расстояние пешком, по зелёной, обросшей кустарниками и тополями дороге, выводящей к Лапе. Отдыхающих немного, и трели зябликов перемешиваются с посвистом синиц, клекотанием коршунов, криками редких речных чаек, а Лапа — широкая, синяя, с пологими берегами, отделившаяся от Оби и затерявшаяся среди заливных лугов.
Пока ехали и шли, я с беспокойством поглядывала на небо. Напоминая о себе, где-то поблизости прокатывался гром. Но дружные барашки облаков двигались с большими просветами, и Солнце грело нас без перебоев, так хорошо, что лучшего и желать нельзя!
Мы расположились на берегу у самой воды.
— Какое нынче дно? — спросила я у соседей — семьи с двумя детьми, раскинувшей лагерь возле машины.
— Хорошее дно, чистое, — ответила мне женщина, взглядом скользнув по Валерке, по его скрюченной, прижатой к телу руке. — Глубина ближе к середине.
Что ж, прекрасно! Мы с Валеркой окунулись в воду. Прозрачная, зеленоватая, тёплая, как парное молоко, и необыкновенно живая, она обняла нас и закачала. Валерка ахал от восторга, и я только слегка поддерживала его за руку — в движущейся воде он мог не удержать равновесие. У дна, возле наших ног стройными стайками ходили мальки, переливающиеся, вёрткие. Валерка не единожды ловил их прямо рукой. Тогда мы разглядывали серебряную рыбку у него в ладони, с настоящими крохотными глазками и настоящим хвостом, и сын бережно отпускал рыбьего ребёнка обратно в воду.
Мы нахлюпались, нахохотались, выловили корягу, плававшую у берега, — её только что бросили соседские мальчик и девочка. Эта коряга была не то крокодилом, не то обломком древнего кораблекрушения. Поймали улитку с витой остроконечной раковиной. Напрыгались со старинной приговоркой: «Бабка сеяла горох и сказала деду “ох!”». Перед последним словом полагалось уйти с головой под воду и сказать «ох», когда вынырнешь.
Потом мы загорали, расстелив покрывало на траве, ели свежие хрусткие огурцы и ловили кузнечиков. Не поймали ни одного и снова побежали в воду. Валерка выныривал, и брызги тысячами солнечных бриллиантов сыпались с него, сверкали на ушах, на носу, на подбородке.
Наконец Валерка устал от воды, привычно прихрамывая, пошёл обследовать берег. Нашёл ещё пару улиток — на этот раз с рожками, каких рисуют в мультиках. Принёс мне лягушонка, и мы отпустили его на мелководье, наблюдая голова к голове, как он плывёт, отталкиваясь от воды сильными задними лапками.
Вода утомила нас, солнце разморило. Накрывшись полотенцами от солнечного жара, мы лежали на берегу, глядя в высокие, расцвеченные громады кучевых облаков. Но расслабиться окончательно я не дала ни себе, ни сыну — впереди был ещё обратный путь.
Когда мы уходили от Лапы на дорогу под сплетение ветвей, сын оглянулся и спросил:
— Мы снова сюда приедем?
— Конечно. Была бы погода!
Мы садились в маршрутку, когда хлынул ливень – плотной стеной. Но мы были уже внутри. Пробрались в низком салоне на двойное сиденье, сын сел к окну. За стеклом было темно от дождя.
— Успели! — выдохнул Валерка. — Я всю ночь молился, чтобы съездить.
— Съездили! — рассмеялась я, представляя, как мы будем выходить на остановке. Впрочем, там павильон, спрячемся.
— Бог меня любит! — серьёзно сказал Валерка.