Любовь Молодых о потере слуха и зрения, сыне, ради которого она ушла из семьи, обретении Бога и книгах, которые ждут своего издателя
С Любовью Молодых я познакомился через её рассказ «Смородиновый морс», присланный на один из фондовских конкурсов. Это была очень откровенная история о посещении райцентра вместе с сыном-инвалидом. Мне запомнилось ощущение: с одной стороны беспомощности (незрячему человеку трудно ориентироваться в городе, особенно, когда не сразу удаётся найти знакомые места), с другой — силы и веры. Силы в то, что препятствия будут преодолены. Веры — в сына и в Бога. Читать рассказ было легко и сложно одновременно. Сложно — представляя себя в теле незрячего человека. Легко — опираясь даже не на руку сына Любови Молодых, а на её светлый слог, юмор, тепло, которое как будто говорит: не бойся, тут не так страшно.
Наше интервью получилось таким же: на качелях лёгкого и сложного. Невозможно без дрожи и внутреннего оцепенения впускать в себя слова о том, как жизнь Любови и её сына из-за кризиса веры висела на волоске. А одновременно — кутаясь в особую эмпатичную теплоту её слов, когда ты подзаряжаешься внутренним оптимизмом, воспрявшим огоньком внутреннего света. А ещё это очень доверительное, личное интервью, как будто вы с Любовью Молодых разговариваете о жизни — и так внезапно получилось, что она доверяет тебе чуть больше, чем ты предполагал. И тебе не хочется, чтобы замирал этот голос.
Доверяет — всем вам. В каждой строчке этого интервью.
— Любовь, вы — несмотря на слепоглухоту — совершили удивительный, на мой взгляд, поступок: переехали из города в сельскую местность. Люди чаще стремятся в центр, а вы — из центра. Скажите, что вас побудило на это? Как живётся в глубинке?
— Здесь закралась ошибка. Я перебралась в село, ещё не подозревая, что через полгода ослепну. Вместо шумного суетливого города с очень сложными перекрёстками, вечными неурядицами и суетой мы с сыном приобрели дом и удивительные покой и гармонию. Принялись ремонтировать под себя дом и надворные постройки, развели огород, небольшое хозяйство: сын занялся курами, я купила коз. Словом, вздохнули полной грудью. И накануне новогодних праздников я попала на операционный стол с глаукомой. После этого, уже почти одноглазая, ещё пыталась сохранить своих коз, но когда «пошёл» второй глаз и слух — с рогатенькими пришлось попрощаться. То, что не замечалось мной здоровой и зрячей, превратилось в немалые трудности. Но если бы вы знали, как я благодарна Богу, что успела уехать из города! Незрячая, возможно, уже бы не решилась. Здесь мы просто под кронами Эдема, и я ёжусь, когда представляю себе, что мы были бы сейчас заперты в городской квартире! Что ни говорите, но человек чувствует себя по-настоящему хорошо только рядом с природой.
— И всё же, согласитесь, с социальной сферой, да и с необходимой помощью, — чем дальше в провинцию, тем больший швах. Плюс участок, домашние животные… Неужели вы со всем справляетесь сами?
— До райцентра у нас полчаса на электричке. Железная дорога — средство передвижения бесперебойное. Автобус зависит от дорог и заносов, а электричка придёт минута в минуту. Поликлиника в райцентре неплохая; если нет какого-то специалиста, направляют в «край», это не сложнее, чем в городе. В селе поликлиника и дневной стационар, а если вызвать «скорую» — она приезжает через пять минут, ведь пробок нет, а станция скорой помощи в соседнем селе. Есть школа, детсад, клуб и школа искусств, много магазинов. Да и отношения между людьми ровные, добрые. Идёшь по улице — все встречные ребятишки здороваются, разве в городе возможно такое? Что же до домашней живности — многое легло на плечи сына. Он готовит для животных, кормит их. Огород перешёл в ведение сестры. Снег зимой откидывают вместе. А то зимы бывают такие снежные! Между сугробами пробираешься, как по дну окопа, а то и поднятой рукой до верха не достанешь. Дрова носит, печку топит тоже сын. Нам всё грозятся провести газ, и вроде вот-вот уже, а всё никак. В этом году обещали, теперь на следующий перенесли. Но, ей-богу, это не стоит нервов. Проведут — спасибо, нет — ну и пожалуйста. Зато как приятно посидеть у камелька рядом с живым огоньком!
— А до ближайшего райцентра как добираетесь?
— Это подробно описано в рассказе «Смородиновый морс»1. Главные трудности в дорогах. Как и принято в России, если верить классику. Асфальт в нашем селе только на избранных улицах. На главных дорогах — щебёнка, а на улочках вроде нашей две неглубокие, заросшие травой колеи. Когда наступает распутица, лужи от забора до забора. Как в песенке: Коля-Коля-Николай, сиди дома, не гуляй. Так что поездки в такие периоды приходится по возможности отменять. Если же нет — выбор за тобой, хочешь — плыви, хочешь — лети. К счастью, такие периоды у нас недолгие, песок же, вода впитывается. У нас колодец во дворе 20 метров, так глубоко подземные воды. (К слову, воду берём не только колодезную, есть центральная, но это в скобках.)
— Вы воспитываете особого ребёнка. И пишете о нём в своих рассказах с большой любовью, хотя и оговариваетесь, что с ним бывает непросто. Расскажите о сыне — в чём он вас радует? А где, наоборот, сложно? Может быть, какую-нибудь историю вспомните.
— Сейчас мой сын уже взрослый, ему вот-вот исполнится 25. Он высокий, кареглазый, широкоплечий. Недавно были с ним в санатории, так одна медсестра мне сказала: «Какой у вас сын красивый! Ему бы попробовать сниматься для журналов». Но это маловероятно, сфотографироваться на документы и то сложно, стесняется, и лицо делается напряжённым. А вообще, от родовой травмы у него осталась нечёткая речь, хромота, левую руку мы так и не смогли запустить, она осталась согнутой и прижатой к телу. Но и с такой рукой он нередко умудряется меня поражать. Например, когда научился подстригать ногти на правой руке! То есть управляться с ножницами, держа их в недействующих пальцах!
Сын бесконечно добр и заботлив. Если я приболела, он и пресловутый стакан с водой подаст, и плед принесёт укрыть меня, и не побеспокоит, если я задремала. Когда он был совсем маленьким, то боялся животных, но, к счастью, это удалось преодолеть, и сейчас вся наша живность на нём, и всех он любит. К нам в дом нередко попадают брошенные сограждане кошачьего рода-племени, и сын заботится о них наравне со своими. Позднее найдёнышей удаётся пристраивать.
Когда я вспоминаю, что нам пророчили сразу по его рождении, то просто благодарю Бога за наши результаты! Ведь говорили: растение, без проблесков интеллекта… Открыто предлагали писать отказную. Можете себе представить? Пожалуй, единственное, на что пока не хватает моей веры, — это на то, чтобы не бояться за его будущее. Один он не сможет, и дом инвалидов пугает меня, как концлагерь. Не сможет сын среди чужих. Но тем больше стимулов для меня сохранять собственную самостоятельность и учиться лучше доверять Богу.
— Вы растите сына одна. Муж, как я понимаю, после рождения Валеры ушёл из семьи? Что вы вообще думаете о мужчинах, которые бросают семью, когда сталкиваются с подобными сложностями? Почему в людях не прорастает необходимая ответственность?
— Очень сложные вопросы. Но давайте по порядку. Во-первых, моего сына на самом деле зовут Владимиром. Валерка — это литературный образ. Муж не ушёл, нет. Ушла я. Всё было неоднозначно, перепутанно. Но причина — да, была в сыне. И ещё, может быть, в том, что я с самого начала пришлась в той семье не ко двору. Бог с ним, всё в прошлом. Что же до мужчин (да и женщин, которых я тоже видела), бросающих своих больных детей, тут, мне кажется, двух мнений быть не может. Это всё равно, увы, их найдёт. Сколько ни беги от проблемы, она в тебе, а не в окружающем, и значит, убежать не удастся. А насчёт непрорастающей ответственности — тут, наверно, руководит человеком страх — как же это мне такое, я не хочу, я просто не справлюсь! И отсюда желание бежать. Ведь пока такой ребёнок не родился, жить было гораздо проще! Ещё добавляется ложный стыд: да у меня не может быть такого, я этого не заслужил, что скажут знакомые! Если не проникнуться к малышу любовью сразу, беззаветно, то тут можно и сломаться. Только любовь держит вас с ребёнком на плаву. Если любишь его, тогда все эти страхи не существуют. Но ведь любить никто не научит. Здесь ты только сам.
— Понимаю, что сын — это очень большая, но только часть смысла вашей жизни. Пишете вы с юных лет. И не бросили — как часто, увы, бывает — после родов. Вот и вопрос: как и почему вы увлеклись творчеством?
— Об этом я говорю везде и с удовольствием: моя старшая сестра писала ещё в начальной школе. В третьем классе написала сказку, записала её в блокноте, сама проиллюстрировала и подарила маме на 8 марта. Ну как после этого мне можно было оставаться в стороне? Тут поневоле писать начнёшь! Тем более у старшей сестры есть удивительный талант: писать начинают все, кто хоть полчаса провёл с ней в одной комнате. И вообще, у нас вся семья талантлива. Отец был изобретателем, работал вдохновенно и был из-за этого своего дара слегка не от мира сего. Мама обладает прекрасным голосом, но главное, у неё удивительный материнский дар, она просто чудесная мать. Так что мы, их дети, и пишем, и рукоделиями увлекаемся, и поём-играем, и прочее, и прочее.
Что же до того, что не бросила писать, когда родился сын? Помню, как стояла у кювеза2, где лежал он, ещё даже дышать не мог самостоятельно, и мне строго-настрого запрещено было его вынимать. Даже перепелёнывать приходилось вместе с медсестрой. Пока она головку со всеми трубочками и капельницами придерживает, я тем временем мокрую пелёнку из-под сынишки осторожно вытаскиваю, подсовываю сухую и запелёнываю снова. Пять недель проведя в реанимации, он боялся прикосновений, и я просовывала к нему руки через окошки кювеза и гладила, гладила его, песни ему пела. Соседка по боксу меня осуждала: «Он у неё плачет, а она песенки поёт!» Так мне даже на руки его взять было нельзя! Что я могла, кроме как говорить с ним, гладить его и петь?
И вот стою возле его кювеза, а в душе столько нежности, столько невысказанного! И пока мой маленький придремал, я одной рукой его тихонько глажу, а другой в блокноте сказку для него пишу — про солнце, свет, росу в солнечных искрах…
Сын спал по четыре часа в сутки, мне обед приготовить было некогда — я только садилась, тут же падала и засыпала, и в то время — я теперь не понимаю как! — я написала эпизод про встречу Капитана с приёмной матерью на ограблении. Вообще не помню как!
Но писала, не могла не писать.
— Подскажите, из какого вашего текста этот Капитан, чтобы читатели могли отыскать?
— Это роман «Именем Космоса», на сегодняшний день самая крупная моя вещь.
— Что чувствуете, когда работаете над новым рассказом или повестью? Как у вас происходит такая работа? Знаю, что часто вы пишете на крыльце…
— Да, когда позволяет погода, то есть примерно с апреля по октябрь, сижу с ноутбуком на крылечке. Там стоит моё старенькое, очень удобное кресло, пробрасываю удлинитель, чтобы ноут заряжать, и ваяю. Мой дом стоит входной дверью не на дорогу, как другие дома, а на огород и сосновый бор за оградой. У крыльца — ель, рябина, яблони. Птицы поют так, что просто душа замирает. Моя старшая сестра — орнитолог, она научила меня распознавать, как зовут моих исполнительниц. Очень люблю птичье пение! Среди моих солистов два вида кукушек — обыкновенная и дальневосточная, появившаяся в наших краях всего несколько лет назад (у неё очень интересный голос: «хо-хо-хо!» на одной ноте); камышовка с очень интересной песенкой — трель, словно падающая с неба; конечно, пеночки, славки, синицы… Знаете, к примеру, сколько видов птиц обитает в моём родном городке? Сестра писала курсовую работу по птицам города Новоалтайска и насчитала тогда 69 видов. Когда спросишь кого-нибудь, в лучшем случае называют десяток, и то с трудом. Словно в городе только голуби да воробьи. А ведь и воробьёв в городе два вида, полевой и домовый, но кто к ним присматривается?
Ну а что чувствуешь, когда пишешь? Это высшее счастье! В эти часы не помнишь ни себя, ни времени. Лишь бы суметь вырваться от дел и сбежать на крыльцо!
А как происходит сам процесс? Однажды увидела сон. Многие мои вещи пришли из снов. Из этого сна родился сюжет. Сложился — и я ужаснулась! Шахты, лингвистические проблемы (главный герой не знает языка тех, среди кого оказался)! Я о шахтах в принципе ничего не знала! Записала сюжет и отложила. Но он, разумеется, покоя не дал. Года через два открыла файл с краткой записью и занялась. Дописала до шахт, попробовала продвигаться дальше. Чувствую — нет, не идёт, неправду пишу. Стала просить мироздание о помощи. Я к тому времени уже чётко знала: если нужна помощь, она придёт, надо только не зевать, чтобы не пропустить её. Спрашивала всех, нет ли у кого знакомых горных инженеров, шахтёров. На Алтае, да ещё в наших местах, найти нужного специалиста не так просто. Мне давали наводки, но все они не срабатывали.
И вот приехала как-то в клинику Фёдорова в Новосибирске. Слышу, в очереди разговаривают двое мужчин и один говорит: я тогда был первопроходчиком… Меня сопровождала сестра, я уже не видела. Я сестру за руку схватила: кто это сказал? Она подвела меня к человеку. Я нахрабрилась: «Простите! Я пишу книгу, и там часть действия происходит в шахтах…» Он выслушал внимательно, насмехаться не стал. Обменялись телефонами. Оказалось, он — горный инженер, причём, не угольных шахт (Алтай граничит с угольным Кузбассом). В результате он порекомендовал мне литературу.
Мы нашли рекомендованные книги в электронном виде, но дальше новая сложность: мой ноут не желает переформатировать ПДФ. Сестра нашла человека, который переформатировал. Стала я читать. Но такую литературу мало прослушать (причём половину слов пришлось проходить стрелками по одной букве, слова незнакомые, и программа читает их как попало, не разберёшь). Книги переполнены чертежами, без которых ничего не понятно. Снова пришлось призывать сестру. Но она по этим чертежам ничего понять не смогла, книгу она не читала. Тут, говорит, какие-то линии, такие и вот такие. В результате она взяла карандаши и стала выкладывать ими на полу линии с чертежей. Она ползает выкладывает, а я рядом ползаю ощупываю. Подавлю кнопки на ноуте, прослушаю текст — и снова щупать. Так и работали с сестрой в тандеме. Я почитаю- потрогаю — и снова звонить своему дорогому консультанту, самим Богом мне данному.
Оказалось, я всё написала неправильно. Стала переделывать. Исправила, но выяснилось, что прочитать мою рукопись мой консультант не может — у него тоже проблемы с глазами. Где познакомились-то?
И начались новые поиски. Через некоторое время к нам приехала в гости родственница, я и у неё привычно спросила, не имеет ли она нужных мне знакомств. И она дала мне номер телефона своего доброго друга. Я позвонила ему. Тоже человек хорошо в годах, он отнёсся к моему делу серьёзно. Я выслала рукопись ему. Он проработал её на несколько раз, скрупулёзно исправил ещё массу ошибок. А где не хватило его собственных знаний — он всё-таки специалист по угольным шахтам, — обратился к другому специалисту. С соответствующими исправлениями вернул рукопись мне. И я принялась за новую переработку. Трудно менять написанный текст, когда уже сложились в голове картины и образы! Но как же я благодарна моим дорогим консультантам!
Работа заняла три года и теперь выложена на «Прозе.ру» и на «Авторе Тудей» под названием «Закон Великой Бездны»3. Вот такой процесс написания.
Выдохнула. Занялась сюжетами попроще, молча решив про себя, что больше с такими ужасами не свяжусь. Ага, как же! Буквально месяц назад и тоже во сне (вот уж спасибо!) явился новый сюжетец. И действие там происходит — о Господи, только не это! — в Испании начала XVIII века! Не хочу! Не буду! Боже, я ничего об этом не знаю! Записала сюжет и отложила. Но он же теребит меня, собака…
— Удивительно. И мы будем ждать этого нового текста (романа, повести?). А теперь такой вопрос: как и когда слепоглухота вошла в вашу жизнь? Вы же, если я правильно помню, родились здоровым ребёнком…
— В семь лет, ещё перед школой, я заболела сахарным диабетом. Первые годы почти не выбиралась из больниц, такое тяжёлое было течение. Отечественные инсулины мне не шли, а импортных не было. Поэтому уже со второго класса я училась надомно — в школе постоянно теряла сознание. Да и времени проводила больше в больнице, чем дома. Мама приедет, объяснит мне материал, даст задание, и я пишу в палате на тумбочке.
В результате обычную школу мне заменила музыкальная. Народу там было меньше, темп был ниже, душевной гармонии больше. Там были мои друзья, мои увлечения. К восьмому классу из-за всех обмороков вылезло множество осложнений, снизилась память. Учиться стало труднее. К тому времени, как я закончила школу, мне и подумать было страшно о дальнейшем образовании, я боялась толпы, духоты, шума и того, что ничего не смогу запомнить. Окончила некоторые курсы, которые в дальнейшем очень мне пригодились, в том числе курсы кройки и шитья и машинописные курсы, поработала, потом вышла замуж.
Родился сын. И с этого времени моя жизнь мне уже не принадлежала. Всё оказалось нацелено на одно — восстановить его. С мужем расстались. Первые восемь лет были посвящены только лечению и учению. Потом сын пошёл в школу, и в чём-то стало легче. По крайней мере, больничные дела взяла на себя школа. Она была специализированная и очень хорошая. Но пришлось снимать жильё, денег остро не хватало. Наверно, это требовало слишком много нервов и сил, таких потенциалов у моего организма не было. Потом, при переходе в среднее звено, новая классная руководительница вывела моего сына из класса на надомное. А уж на дому мы могли учиться где угодно. Тогда-то мы и перебрались в деревню.
Вот тут-то, когда мы вздохнули свободно и я расслабилась, и настигла меня слепота. Очень уж трудно было. Очень трудно. Мне было 36 лет. Сначала ослеп один глаз, через год он дослеп и «пошёл» второй. А когда в 2014 году дослеп и он, появился звон в ушах и «пошёл» слух.
— Что вы ощутили, поняв, что зрение уходит? И что сложнее переживалось: слепота или глухота?
— И то, и другое было через край. Я от рождения созерцатель. Созерцание природы всегда было для меня лучшим антидепрессантом. С раннего детства я просто замирала от восторга при виде блеска, сверкания, салютов, ёлочных гирлянд. Я люблю радужный блеск на гранях хрусталя, бисер манил меня до дрожи. В наивысшие моменты душевного подъёма в мыслях начинали возникать внезапные сочетания цветов сверкающего бисера. Каждое из тех сочетаний до сих пор связано для меня с какими-то событиями в жизни. Многие поделки из бисера созданы как бы в честь того или другого события. Потерять зрение было всё равно как умереть. Только хуже. Смерть сама по себе коротка, и за ней радость. А я оказалась в постоянном процессе ужаса умирания.
Глухота — это второй слой того же кошмара. Мало же было одного, правда? Но Бог действительно милостив. Я живу без слухового аппарата. Одно ухо держится вполне хорошо, и дай ему Бог дальше — лучше.
— Вы и ушли с работы из-за приходящей слепоглухоты? Или это было связано с рождением сына?
— С рождением сына. После этого работала уже эпизодически. Деньги нужны были остро, но оставлять сына не было особой возможности. Бегала на подработки вечерами, мыла подъезды, магазины. Мама мне помогала после своей работы. Ведь это был конец девяностых. Денег не платили, а всё лечение было платным! И надо было так много! Ложась в больницу (а это происходило постоянно), надо было купить всё, вплоть до последней таблетки. Лекарства, капельницы, иглы-бабочки, вату, спирт для инъекций… И ещё на пост надо было сдать по целому списку: тетрадки, ручки, ножницы, клей, градусники, мензурки… А уж о расценках на процедуры я и вовсе молчу! Вся моя семья тянулась изо всех сил, чтобы удержать эту крохотную жизнь. Подруга отдавала десятину не в церковь, а нам с Володькой.
Потом подошло время школы, пришлось снимать жильё в Барнауле. Это тоже была та ещё карусель! Надо было отвезти сына на автобусе к началу занятий, подъёмы были ранние, транспорт, перекрёстки. Вернуться домой, успеть по инстанциям, магазинам, обед-ужин приготовить, в обед сына поехать забрать, там ещё секции, дома уроки, а сын уже так устал, что просто не работоспособен. И уложить надо его вовремя, а там ещё стирка-уборка…
Один раз после летних каникул, перед самым первым сентября нам отказали в квартире. Когда уже в город съехались студенты и жилья просто не осталось! Господи, как я искала жильё! Сняла, а там оказались в соседней комнате двое мужчин-алкоголиков! Компании гудели такие, что возвращаться было страшно! А я ведь с ребёнком! Закончилось тем, что я привезла от сестры свою собаку, которая и отучила эту компанию стучаться к нам! Всего два раза зубы им продемонстрировала. Был скандал с хозяйкой, которая сдала нам это жильё, но квартиру пришлось менять. Уже лёг снег, кто сдаёт жильё в это время? Я стала хватать всех в школе за рукава: кто-нибудь, сдайте нам комнату!
Нас выручила наша учительница физкультуры. Поручилась за нашу порядочность перед своей подругой, находившейся тогда в Москве, и нам передали ключи от её квартиры.
Как я благодарила Бога, когда мы переезжали на новую квартиру! Мама потом сказала: я не спала ни одной ночи, пока вы на старой жили!
— В вашем рассказе «Таль» врач, общаясь с ребёнком, объясняет, что болезнь его тёти не смертельна, а «смертельно сознание ненужности, выброшенности из общества». Можно ли сказать, что в этой фразе отражены и ваши страхи (ведь потеря зрения и слуха частично тоже выброшенность из общества)? И как вы преодолевали этот страх, как заново вписывали себя в уже несколько другое общество?
— Мир, показанный в «Тале», гротескный. Просто мне часто приходилось в то время выслушивать мнения, что, мол, мы, здоровые, содержим вас, инвалидов, словом, вы просто лодыри и нахлебники, которые хорошо устроились. Или короче: «А, ну понятно, работать не хочешь!» Так родился «Таль».
Что же до привыкания к новому миру и обществу? Сначала я была оглушена. Приходим в поликлинику, и у меня чувство, словно я в гудящем улье: говор, гомон, и ничего нельзя понять — так, что страшно. Но это прошло. Сейчас в привычных местах я подчас забываю, что не вижу. И бывает, удивляюсь, что не могу вдруг разглядеть того, что только что видела. Да и то, большую часть суток я зрячая. Я вижу, пока занимаюсь дома хозяйством и слушаю в это время аудиокниги, зрячая, когда пишу, зрячая, когда бываю на свежем воздухе, общаюсь со знакомыми. Во сне я тем более вижу.
Хуже с любимыми фильмами. В фильмах я получаю удовольствие от того, как персонаж (актёр) улыбнулся, как повернулся, как взглянул. Одной озвучки тут мало. Сначала я пыталась слушать любимые фильмы и оставалась горько разочарована: вроде как понюхала прекрасную пищу и осталась голодной. Поэтому телевизор не смотрю. Современные фильмы, как правило, так сняты, что ни смотреть, ни слушать нечего, озвучивают такими голосами, как сомнамбулы. Кричат: «Я тебя ненавижу!», а в голосе не больше эмоций, чем у черепахи. Нет, не люблю.
А общения мне хватает. Круг знакомых с наступлением слепоты сильно расширился. Появилось много таких же незрячих, все очень интересные, разносторонние люди, и все на одной волне. Вы, к примеру, замечали, что незрячие куда более начитанны, чем многие из зрячих?
— Несомненно. Знаю, что некоторые читают чуть ли не всё время бодрствования. А зрячих многое отвлекает. Кстати, кто есть Бог для вас — основа мира, надежда, собеседник, любовь? Насколько важна для вас вера, как и чем она вам помогает?
— Бог — это счастье. Состояние такой наполненности, гармонии и радости, такого всемогущества, Его всемогущества. И милосердия. Впрочем, слов можно сказать много. Только слова говорят очень мало. Один раз почувствовать Бога — и будешь стремиться к этому всю жизнь.
Вера даёт даже не надежду, а уверенность, огромную, надёжную. С Богом хорошо, лишь бы почаще с Ним соприкасаться.
— А когда вы теряли слух и зрение, не было ли обиды на Бога? Сын ведь, увы, тоже инвалид… И если да, как вы её преодолели? Мне кажется, на таком переломе находятся многие слепоглухие люди…
— Это отдельная тема. И довольно большая. Всю жизнь, с детства, я искала Бога. Наша семья не была воцерковлённой, хоть к Богу относились с почтением. Что-то говорила мне бабушка, но я была слишком маленькой, чтобы понять. Попытки ходить в церковь начала сама, слегка повзрослев. А впервые причастилась перед тем, как крестить полугодовалого сына. И потом шло у меня это с переменным успехом. Стала учиться соблюдать посты тоже сама, никто не учил, не заставлял. Что-то в душе толкало. Но мира с Богом не было. Я ничего не понимала. И спрашивала с Него за войны и концлагеря, за всё плохое, что происходит в мире и с моими близкими. Словом, трудный был путь. Сама шла, сама спотыкалась.
Когда наконец до меня дошло впервые с жестокой определённостью, что, несмотря на все усилия, сын останется инвалидом, не сделать мне его здоровым, впервые навалилось на меня беспросветное, чёрное отчаяние. Это я его родила! На муку! И я пошла к батюшке. Но он не ответил на мои вопросы, велел ходить в воскресную школу. Я пришла со своей болью, со своим криком и спросила: правда ли, что больные дети даются нам за грехи? И всезнающие бабули, не ведая, что творят, тут же охотно подтвердили: да, конечно. И я чуть не покончила с собой и с сыном.
Мол, если я так нагрешила (понять бы чем?), что Бог, лишь бы покарать меня, не пожалел даже моего сына, то мне терять уже нечего, зато он будет безвинно погибшим и хоть там ему будет хорошо. Нашёлся человек, того не зная, остановил меня. И я стала жить дальше. К счастью, что-то поняла, и больше о таком безумном грехе уже не помышляла. Снова ходила в церковь, искала. Чувствовала, что Бог где-то рядом, со всеми Его ответами и добротой, но я никак не могу нащупать Его. Как нужный тон, как струну в пространстве.
А уж когда ослепла, тут наступило почти озлобление. И все мои претензии к Нему спеклись в такой комок, что я просто отшатнулась от Него. Самое интересное, я продолжала ходить в церковь, но как-то на автомате. И вот вокруг меня образовался вакуум. В моей жизни больше ничего не происходило. Мне никто не звонил, никто не писал. И я больше не писала. Не могла. В это время мне предложили путёвку в ЦРС4, мне всегда было там хорошо, и я с радостью поехала. Но без Бога нету порога. Раз в моей душе не стало Бога, я впервые в жизни почувствовала, как за меня принялись силы противоположные. И это было страшно. Я, не понимая как, теряла направление. Только что стояла здесь, и вдруг понимала, что нахожусь совсем в другом месте. Когда не видишь, знаете, как страшно заблудиться в пространстве? Оставаясь одна, я плакала: ну расскажите же мне про доброго Бога! Такой ужас, когда Бога нет, но чувствуешь, что есть силы другие!
И я сделала первый шаг назад. Сама. Зажмурившись и стараясь не думать о своих претензиях, стала снова читать утренние и вечерние молитвы. И тогда Господь послал мне троих людей. Они оказались рядом почти сразу, буквально через несколько дней. Ко мне в комнату перебралась одна из соседок по ЦРС. Оказалось, она протестантка. И она вдруг начала рассказывать мне о том, в чём я так остро нуждалась, — о доброте и всемогуществе Бога. Потом она свела меня со своим знакомым, православным мужчиной. И он оказался тоже данным мне самим Богом. А третьим человеком оказалась психолог. Мне в руки попала кое-какая литература, даже не о Боге, а о том, как на энергетическом уровне устроен мир.
И я начала выздоравливать. Постепенно. Я нащупала наконец ту нужную струну. Нашла Бога. Вопросы разрешились, просто перестали существовать, нашлись ответы, простые и ясные. Дышать стало легко, смотреть в будущее радостно. Вот уж воистину: Господи, слава тебе!
— Утратившие слух люди часто больше всего — психологически — жалеют о том, что никогда больше не услышат музыку. Галина Фролова признавалась, что её новейший репертуар (звучащий в голове) — почти полувековой давности. Что значит музыка для вас?
— Музыка — это гармония. Прослушивание хорошей музыки — это общение и с Богом, и с собой. Петь для человека так же естественно, как дышать, петь — значит, выражать себя. У телеутов5 была (не знаю, сохраняется ли сейчас) традиция: хозяин дома, встречая гостя, поёт, открывает ему свою душу. И гость в ответ тоже должен спеть, открыть свою. Музыка — это нечто основополагающее. Да, потеря возможности слышать музыку — одна из самых страшных.
— Видел, как вы поделились в соцсетях успехом — спецдипломом за исполнение авторской песни. Много ли их в вашем репертуаре? И, кстати, на чём играете?
— С детства играю на аккордеоне и гитаре. Правда, аккордеон подзабросила, когда повзрослела. Некогда было. Так что сейчас вспоминаю понемногу. Жаль, что нот на Брайле не знаю. Да и любимые сборники всё равно плоскопечатные. И подсмотрела бы что-нибудь, чтобы восстановить навык, да никак. Но ничего, вода камень точит. На гитаре же сразу играла незатейливо, аккордами. Но гитара — это обязательно песни, пение, и хоть её тоже подзабыла, но восстановить навык оказалось проще.
Авторских же песен немного. Большей частью то, что успели сделать со старшей сестрой до рождения сына. Потом времени не было. Сейчас вот заново пробую. Автор слов большинства наших песен — моя сестра, Татьяна Кораблёва.
— А мечта музыкальная есть?
— Эту мечту я сейчас успешно реализую. Учусь играть на гармони. Купила шуйскую двухрядку. Всю жизнь хотела научиться и вот недавно встретила женщину, которая согласилась меня учить. Это так здорово!
Я и сама нет-нет да и учила кого-нибудь игре на гитаре. На своём уровне, конечно. Вот и сейчас учу. Соседка вдруг упомянула, что с детства хотела научиться, а возможности не было. Так что мы с ней сидим теперь иногда в её выходные.
Ещё мечта: сделать музыку ко всем песням из моего романа «Именем Космоса»6. А то там музыка есть не у всех песен. И издать свои книги в аудиоформате, чтобы песни тоже звучали. Но эта мечта пока откладывается, не всё сразу.
— А литературная?
— Литературных планов столько, что не перечислить! Множество набросков ждут своего часа. Допустим, продолжение «Именем Космоса», ещё несколько вещиц, действие которых происходит в том же мире. Много, много сюжетов! А такая же главная, как написать, — это мечта издать. Мечтаю самыми голубыми, розовыми и хрустальными мечтами, что мои книги выйдут в бумажном формате, что за них возьмётся издательство «Аст». Только безо всякой редактуры! (Здесь вскипает моё самомнение.) А то читаешь книгу, прошедшую корректуру и редактуру, а там ошибок — не продерёшься. Как представлю, что в мой текст запустит руки такой специалист, аж страшно становится.
— Кстати, как вы считаете, вы написали свою главную книгу? О чём она?
— Пока думаю, что написала. Это, безусловно, «Именем Космоса». Сейчас мне кажется, ничего такого же по размаху уже не будет. Но это вовсе не значит, что всех других своих героев я люблю меньше. А вообще, главная книга — это та, над которой работаешь в данный момент. Её любишь так, что сильнее, кажется, просто невозможно.
— Слепоглухота — это всегда ещё и освоение новых навыков. Расскажите, как вы подружились с Брайлем? Сложно ли в принципе его освоить?
— Если тактильность не нарушена, освоить Брайль не сложнее, чем обычную азбуку. Я училась Брайлю в Бийском ЦРС. Когда потеряла зрение, три года ждала путёвку туда — надо было осваивать компьютер. А то человек, который поставил мне «Джоз»7, в «ворде» не работал и, соответственно, его не знал, показал две-три команды, так я и писала, не зная почти ничего, даже «шифт-таба». Когда мне наконец предложили горящую путёвку на компьютер, я её, естественно, схватила с жадностью. Приехала в ЦРС и узнала, что ничему, кроме компьютера, учить меня не будут. И я принялась бегать за преподавателем Брайля: «Виктор Филиппович, назовите ещё буковку!» Он, дай ему Бог здоровья, улыбался и называл, и проверял, что я там наколола. Когда же через несколько месяцев я приехала снова, уже на социальную реабилитацию, то по Брайлю читала уже довольно сносно.
— Как проходит ваш обычный день в Озёрках?
— По-разному! Если нет никаких поездок, то начинается, понятно, с завтрака. Сын идёт кормить живность на улице: своих любимых кур, собаку, кормим дома котов. Их у нас двое. Это два родных брата. У моей сестры две кошки, и они как-то раз одновременно принесли 11 котят. Представляете, пристроить столько простых деревенских кошкоморд, когда каждый в деревне держит по двое-трое? Вот я и выбрала у неё одного полностью белого, а второго полностью чёрного. Теперь им четвёртый год, два матёрых котищи, мышеловы и большие умницы. Имена у них, разумеется, полностью в нашем стиле: Марс и Сатурн. Собаку зовут Дозором. Мы его взяли, когда я только начала слепнуть, и мы выбирали ему самое зрячее имя. У кур тоже у каждой собственное имя, но их перечислять я уж не буду, долго получится.
После завтрака, понятно, дела. Сын во дворе: летом и дрова надо сложить в поленницы, и огород поливать, и борьба с травой, много чего. Зимой дорожки чистить, дрова принести, да тоже мало ли. Я в доме. Всякие банальные стирки-уборки-готовки. Но когда дела переделаны (если сумеешь остановиться и дашь возникнуть этому моменту), то вот тут наступает самое классное: сын врубается в свой ноутбук, там у него рок-группы и прочее, а я утопаю в других мирах, которые требуют жизни. И главное, вовремя очнуться и вынырнуть обратно. А то сын рискует остаться без ужина, и все остальные тоже. Вечером начинается пик общения. Тут доходит дело и до событий дня, и до обсуждения книг, и до музыки. Начинаются телефонные звонки. Телевизора у нас нет, точнее, есть, но нет антенны, зачем оно нам? Новости можно найти в интернете, а всякие сериалы и реклама просто информационный мусор. К тому же новости мне всегда готова пересказать мама. На днях сидели со старшей сестрой, она читала мне свою неоконченную повесть, решали, что делать с незваным персонажем, который влез в события. Ей бы тоже, как мне когда-то, побольше времени, чтобы писать. Но в моих обстоятельствах писать она не согласна, и как я её понимаю!
— Это не всегда корректный вопрос, поскольку сытый голодного не разумеет, но, когда что-то уходит, что-то обязательно даётся взамен. Скажите, что вам дала слепоглухота, какие навыки развила?
— Стало больше свободного времени, чтобы писать. Начала вспоминать аккордеон и гитару. Снова пытаюсь делать музыку к своим песням.
Развилась тактильность. Сейчас я понимаю, что многое, что мы делаем, тщательно присматриваясь, на самом деле можно делать нисколько не хуже и без зрения. С января 2023 года8 начнёт осуществляться моя давняя мечта, которую, думаю, я бы не осуществила, сохранись у меня зрение. Я еду учиться столярному делу. Я — внучка двух столяров-плотников, у меня желание работать с деревом в крови. Очень рада, что поеду, и лишь бы ничего внезапно не сорвалось.
Но, если говорить прямо, зрения и слуха никогда не заменит ничто. Всё, абсолютно всё удобнее со зрением и слухом. Писать без зрения, когда не можешь пройти быстрым взглядом по тексту, выхватывая то одно, то другое, — это значит владеть ситуацией на десять процентов из ста. Да, мы должны благодарить Бога за то, что живём именно в эти годы. Ещё двадцать лет назад пытаться писать с брайлевским прибором или даже с брайлевской пишущей машинкой лично для меня было бы просто катастрофой.
Очень хочу освоить брайлевский дисплей, тогда работать с текстом стало бы не в пример удобнее, но пока это невозможно. И тут просто двоякая ситуация. С одной стороны, очень хочется его иметь, а с другой стороны, его выдают только если слух окончательно сядет, так что лучше не надо9!
— В чём заключается счастье для вас?
— Счастье — это семья, это творчество, это природа, это единение с Богом, чувство благодарности Ему, свет, который видишь, когда к Нему обращаешься!
Может быть, такое отсутствие смирения кого-то покоробит — приятно восхищаться чужим мужеством, когда от тебя самого оно не требуется. Но счастье — это способность видеть и слышать. И только так.
Осознайте его, зрячеслышащие, и каждый миг благодарите Бога за это!
Беседовал
Владимир Коркунов
1 https://proza.ru/2019/08/18/1418
2 Кювез — приспособление с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры, в которое помещают недоношенного или заболевшего новорождённого.
3 Ссылка на первую главу (остальные также даны на сайте): https://proza.ru/2020/08/15/1432
4 Центр реабилитации слепых.
5 Тюркский коренной малочисленный народ в России, ведущий своё происхождение от тюркоязычного кочевого населения юга Западной Сибири.
6 Ссылка на пролог (части и главы также даны на сайте): https://proza.ru/2020/10/01/1416
7 JAWS — программа экранного доступа.
8 Интервью взято в сентябре-ноябре 2022 года.
9 В декабре 2022 года Любовь Молодых стала победителем Всероссийского литературного конкурса портала «Особый взгляд». , Главный приз — именно брайлевский дисплей.