Эта статья была опубликована в конце прошлого века. Учительница А. Я. Акшонина давно на пенсии. Но и сейчас принципы ее работы со слепоглухими детьми могут быть кому-то полезны.
Солнышко в классе
Я открыла дверь и зажмурилась от бьющих из окна ярких солнечных брызг. Мне на помощь тут же заспешила маленькая полноватая женщина. В обрамлении солнечных лучей она была похожа на светящийся шарик.
«Ходячее солнышко», — с улыбкой подумала я, усаживаясь на предложенный мне стул.
«Здравствуйте, Лена! Добрый день, Леночка!» — приветствовали меня дети дактильной азбукой. Только после того, как все поздоровались, Алла Яковлевна продолжила урок.
«Давай немножко послушаем», — просит она ученицу. Берет руку девочки, кладет себе на горло, четко произносит слова. Девочка голосом повторяет. За каждое правильное повторение Алла Яковлевна хвалит, ласкает ребенка. В случае неверного ответа с улыбкой предлагает послушать еще — внимательно! — и подумать: длинное слово или короткое, на что оно похоже? Какие там слышатся звуки? Затем учительница говорит в микрофон слухового аппарата, прикрывает губы, открывает губы — использует все возможности, чтобы хоть немного развить слуховое восприятие.
Дети здесь необычные. Они не только не слышат, но и очень плохо видят. Их зрение нельзя перегружать. В классе, как правило, 3 ученика. Очки, лупы, настольные лампы, крупно написанные фломастером тексты — все это призвано щадить слабые глаза детей.
Как-то в печати промелькнуло: группа обучения слепоглухих детей школы НИИД (Научно-исследовательский институт дефектологии. Ныне ИКП РАО — Институт коррекционной педагогики Российской академии образования), где трудится Алла Яковлевна Акшонина, укомплектована слабовидящими глухими, потому что педагоги решили облегчить свою работу. Автор этих строк наивно полагала, что наличие у детей зрения, хоть и плохого — меньшая трудность для обучения, нежели полная слепота. Знала бы она, что именно слабовидящие глухие скорее усваивают жесты, и научить их говорить — намного сложнее, чем совсем незрячих глухих, которые в силу дефекта вынуждены привыкать к грамотной дактильной речи «в руку»! Конечно, разные бывают случаи, к каждому ребенку нужен свой подход. Алла Яковлевна хорошо это знает.
К ней попадают очень трудные дети. Иных считают умственно отсталыми, необучаемыми. Но она работает и работает — глядишь, через несколько лет ребенка не узнать — умный, грамотный, спокойный… Как же этого достигает Алла Яковлевна?
Вадик был эмоционально неуравновешенным, терзал кошек, бил учителей. На уроках не желал заниматься. Если попадалась трудная задача, в гневе отбрасывал тетрадь, резко разрубая руками воздух: «Не хочу! Не могу!». Алла Яковлевна ловила беспорядочно летающие ладошки ребенка и, зажав их в своих маленьких сильных руках, несколько секунд близко, глаза в глаза, всматривалась в мальчика, как бы передавая ему свою спокойную энергию, затем ласково, но решительно говорила: «Нет, ты можешь, можешь!» — пододвигала тетрадь притихшему буяну, предлагала: «Давай вместе думать!» — и потихоньку, шаг за шагом, они осиливали задачу. Радовались тоже вместе. «Вот видишь — можешь! — подводила итог Алла Яковлевна. — А ты…»
И она юмористически изображала предыдущее поведение Вадика, вызывая у него добродушно-виноватый смех над самим собой. Теперь на милого, воспитанного юношу, каким стал Вадик, приятно посмотреть, и не верится, что его когда-то сочли… дебилом.
Алла Яковлевна никогда не заставляет детей насильно делать то, что им не хочется, не навязывает свою волю. Она старается убедить, объяснить, как надо поступить, и что будет, если сделать наоборот. Объясняет на доступном ребенку языке, часто с шуткой.
У малышей после обеда тихий час, а Оля спать не хочет. «Оля без меня не попадет под машину? Пожар не устроит? Стекло не разобьет?» — допытывается Алла Яковлевна. «Нет!» — смеется девочка. И они спокойно договариваются, что Оля посидит в классе, порисует. А захочет спать — пойдет и ляжет.
На уроке чтения Алла Яковлевна показывает ребятам новую книгу, стараясь заинтересовать их, увлечь. «Вы хотите читать эту книгу?» — спрашивает она. «Хотим!» — отвечает группа. Только тогда начинается работа над текстом. «А если скажут: “Не хотим?”» — подкалываю я. «Не хотят — значит, не будем, — спокойно объясняет Алла Яковлевна. — Значит, это им не интересно».
Вот что в ней покоряет — доверие, уважение к ребенку, хоть и слепоглухому. Пусть он еще многого не знает, не умеет, но он человек, личность, у него тоже есть свое человеческое достоинство, и его нельзя грубо попирать. Насилие рождает только страх и злобу. С этими детьми нужно особое терпение, и тем, кому его не хватает, лучше не лезть в тифлосурдопедагогику.
Но это, конечно, не значит, что Алла Яковлевна идет на поводу детских капризов и недостатков, все разрешает. Плохие привычки ребят она старается потихоньку исправить. Вот маленький Антон лезет в сумку учительницы. Алла Яковлевна мягко отводит руки ребенка, качает пальцем, — нельзя, мол. Мальчик отходит, но через 5 минут, видя, что педагог занят, вновь устремляется к сумке. И опять Алла Яковлевна терпеливо показывает: нельзя. Затевает с ребенком игру, чтобы отвлечь его внимание от вожделенной сумки.
С Антоном вообще много проблем. «Какая сейчас погода?» — спрашивает Алла Яковлевна. Вместо ответа мальчик бьет себя по лицу. Аутизм! Ребенок очень замкнутый, весь в себе, не хочет общаться.
Учительница берет малыша за запястье и, не давая его рукам делать иных движений, кроме дактильных знаков, повторяет вопрос, добивается вразумительного ответа. Мальчик втягивается в разговор, дальше общение идет легче. «Молодец, Антон! — хвалит педагог. — Теперь одевайся и иди на улицу». Ребенок выполняет только половину команды и в пальто застывает в коридоре. Алла Яковлевна берет его за руку, выводит на крыльцо.
«Может быть, он не понял?» — предполагаю я. «Понял, — отвечает учительница. — Он умный. Но он ушел в себя». Она надеется, что постепенно выправит душу Антона, повернет его лицом к людям. Будет вот так, осторожно и настойчиво, помогать преодолевать зажатость, отчуждение, а потом, глядишь, мальчишка приобретет собственные навыки.
А Паша — ябеда. Алла Яковлевна очень не любит ябед, и Пашины доносы ее раздражают. Но ему она только мягко внушает: «Нельзя плохо говорить о детях. Не надо».
Света поранила палец и показывает учительнице. «Ты плакала?» — Алла Яковлевна шутливо рисует на щеках слезки. «Нет!» — смущается девочка. Она уже большая. Она не плачет из-за такой ерунды. Не плакала Света и тогда, когда было плохо с почками, мужественно переносила необходимые процедуры. Алла Яковлевна считает, что дети должны расти стойкими — тогда они не пропадут в жизни.
Но воспитать эту стойкость можно только любовью, лаской. Грубость, авторитарный тон подрывают нервную систему ребенка, и без того ослабленную болезнью. Алла Яковлевна, даже распекая провинившихся, выражая обиду и недовольство, делает это так, что дети чувствуют: она их все равно любит, и стараются больше ее не огорчать. Учительница много ласкает, целует детей, часто прямо на уроке, когда они радуют ее ответами. Ее научил этому замечательный ученый А. И. Мещеряков. Он советовал в равной мере ласкать и девочек, и мальчиков, чтобы они не были озлобленными, черствыми. И действительно, воспитанники Аллы Яковлевны очень отзывчивы, доброжелательны.
Алла Яковлевна хочет, чтобы дети полюбили читать. Она считает, что книга может не только спасти от одиночества, дать пищу уму, воображению, но и помочь обрести опыт жизни, улучшить речь, что особенно важно для слепоглухих. И ее уроки чтения необычны, они заставляют думать.
Учитель не боится задавать детям трудные вопросы типа: «Что общего и что различного у Маугли со слепоглухими?». И дети размышляют, ищут, спорят, а она с хитрой улыбкой подбрасывает дровишки в костер их любознательности, одновременно поправляя речь, уча правильно выражать свои мысли. Ее уроки заражают творческим поиском, и мне они тоже интересны.
Когда-то Алла Яковлевна мечтала стать преподавателем литературы (может быть, поэтому ей даются уроки чтения?). О глухих и слепоглухих она ничего не знала, хотела работать в обычной школе. Но — увы! — не прошла по конкурсу в пединститут. Поступила на подготовительные курсы и там познакомилась с девочкой, у которой были глухие родители. Девочка так интересно рассказывала о неслышащих, что Алла решила: только на деффак! Окончила институт, и ее распределили в Загорск. Она даже испугалась, запротестовала: хочу в школу глухих! Ей сказали: поработайте месяц, если не понравится, мы вас переведем. Алла поехала в Загорск, начала работать с группой тотально слепоглухих, и так увязла в их проблемах, что вылезти уже не смогла. 29 лет работает в этой системе и ни о чем не жалеет. Год ездила в Загорск, потом перешла в столичную школу НИИД, где тоже была маленькая группа (2 класса) слепоглухих.
Много детей прошли через руки Аллы Яковлевны. Сюда, в Москву, брали тех, кто не поддавался обычным методам. А. Я. Акшонина и ее коллеги находили к ним подход. Когда четверка слепоглухих (А. В. Суворов, Ю. М. Лернер, Н. Н. Корнеева, С. А. Сироткин) поступила в МГУ, Алла Яковлевна стала их первым помощником. В группе у нее были малыши, но она по очереди с другой учительницей — Галиной Васильевной Васиной — ездила в МГУ, переводила студентам лекции, перепечатывала для них книги по Брайлю. Все это практически бесплатно, по зову доброго сердца.
А между тем Алла Яковлевна — сама инвалид, у нее больные ноги, ходит-прихрамывает. Только недавно ей дали группу инвалидности с детства… Раньше она просто не думала об этом. Ездила, куда скажут, работала, помогала слепоглухим и никаких скидок не требовала. Видела, что нужна этим детям, тянутся они к ней, и отдавала им всю душу.
…Я открываю дверь и щурюсь от яркого солнца. Мне приветливо улыбается маленькая полная женщина, похожая на ходячее солнышко. У Аллы Яковлевны опять малыши. И вновь терпеливо, бережно, с вниманием к каждому ребенку, с шутками, подтруниванием, ласками, она учит их по-человечески говорить, думать, действовать. Дай Бог ей здоровья!