Старые фотографии
Иногда вечерами сижу,
Рассматривая старые фотографии —
Пожелтевшие, выцветшие, блеклые —
Не разобрать уже почти ничего.
Только сердце упорно хранит
Мгновенья, оставшиеся
На память…
Годы идут, в суете исчезая
В непроглядной темени прошлого.
Только мозг хранит прочно
События, врезавшиеся
В память.
И вот гаснет зрение мое,
Белым залито все вокруг.
Только сердце хранит упрямо
И цвета, и лица
В памяти.
Градации серого. Всё выцвело.
Иногда — яркого цвета цветок.
Только душа хранит бережно
Родные улыбки, любимые черты
В памяти.
И видится вокруг всё и вся,
Как те фотографии — выцветшим,
Но нежность любящих глаз
Благодарной хранится
Памятью.
Что ждёт дальше в жизни?
Белая тьма с громкой тишиной.
Но даруется радость жить
Благодатным источником сил,
Памятью.
Пусть с печалью пополам смешана
Та радость, вжившаяся накрепко,
Но, милостью Всевышнего дарована,
Стержень жизни и во тьме фонарь —
Память…
Покров
В корочке ледяной ветви, уже черные.
Инеем обсыпаны травы, ещё живые.
И утром, просыпаясь, ёжишься от сырости
И торопливо кутаешься в теплый платок.
Жухлой желтизной листья под ноги стелются.
Острым узнаваемым запахом тлена полон воздух.
Рябина, видишь, в красных красуется монистах,
И сладок на дачах аромат яблок поздних.
Дожди все чаще и сильнее размывают слезами краски
На потускневшей палитре улетевшего лета.
Угасли огоньки припозднившихся цветов,
Ночи ещё длиннее, рассветы все затяжнее —
И совсем, совсем не хочется дневной суеты.
Смотришь на лик Богоматери светоносный
И любить хочется, и жалеть, и ближним служить.
Свечу зажжешь в заветном углу пред Её иконою,
Сердце, кольнув, отчего-то забьется сильнее,
Взгрустнется от тяжести дум греховных и мечтаний несбыточных,
И губы твои тихо шевельнутся в робкой молитве:
Покровом защити, охрани, Матерь Божия,
От невзгод житейских да страстей губительных,
От предательства и тяжкого часа смертного.
Даруй смиренным и немощным, Матерь Божия,
Терпение и кротость, любовь и ещё раз любовь…
Тени
Как-то странно кругом…
Мир теней — плотной стеной.
Контуры.
Силуэты.
Тени всегда серы. И, кажется, все —
Как сквозь папиросную бумагу…
Так и мне нынче видится
Мир теней.
Сквозь белесую мглу
Еле различимы линии домов.
Силуэты.
Контуры.
Люди — ускользающими тенями.
И в полдень
Тени от теней той же густоты.
Тени мелькают, струятся, дрожат,
И не поймать сознанию моему
Тень, исчезающую, растворяющуюся
В тусклом тумане взгляда.
Цвета?
Только белый и черный.
И все оттенки серого.
Но в памяти прячутся цвета
Родных глаз,
Неба аквамарин, реки сапфир,
Крови киноварь,
Земли умбра
И изумруд трав, радуга цветов —
И сильнее, сильнее
Запахов власть.
Как жить, как дышать
И думать
В мире множества теней?
Тени вчерашнего — тени сегодняшнего
И завтрашнего тени — сегодняшнего отсвет.
Звуки и цвета потеряв,
Самому бы не стать
Для себя Тенью…
Мечты-бабочки…
Мечты неуловимы.
Мечты порой — как бабочки,
И порой — перелетают в явь.
Бывает, мечта, сбываясь, становится нежеланна.
С мечтою своей осторожнее быть надо.
Сладкие грёзы себе разрешая,
Горечью слёз иссушить можно сердце чужое.
Мечтать, говорят, не вредно,
Но всё же — удержись высоко подниматься —
Солнца лучи гордецам уж калечили крылья.
Мечты, бывает, до безумья доводят,
Бывает, и счастье безмерное дарят.
Как угадать? Кто исчислит расплату и цену?
И бабочки, как мечты, порхают над цветами,
И мечты, как бабочки, воздушно парят.
И мысли уносятся вдаль и ввысь.
Ты умеешь мечтать?
Значит, счастье умеешь ты видеть.
Да, благоразумье полезно душе.
Но провожаешь облака взглядом долгим —
И сердце вспорхнёт из груди — неизвестно куда…
Оживить ли сумеешь мечту или грёзам последуют грёзы?
День промчится в мятежной тоске
И в круговерти дел бездумно бежишь,
Но сядешь вечером тихо под торшером —
И мечты вокруг — как бабочки…
Рождество отшельника
Глубокая ночь.
Избушка отшельника.
Ни души далеко окрест.
Хрустальные столбы до самой земли,
Сугробы крышу накрыли…
Ветер спит, не слышно волчьего воя.
Тишина звенящая, чистая.
Свод небес — черным бархатом,
И лучится серебром надмирная звезда.
Тускло мерцает в мутном оконце
Свеча восковая, драгоценная,
Как маяк идущему в пустыне белой.
Там, в темной глухоте сруба,
Перед киотом лампады огонёк дрожит.
Старец в глубоком земном поклоне
Творил молитву Единому Сущему.
Сложены смиренно руки на груди,
Покрытые узором набухших вен…
Тяжко жить и дышать ему…
Шептали чуть слышно губы:
«Помилуй, Господи, помилуй, Боже…»
Сед и дряхл телом монах,
Но силен и светел его дух.
Поднялся с колен, накинул тулуп
И вышел за порог, стуже навстречу.
Снег хрустел под ногами, искрясь,
Как будто весь алмазами усыпан.
Взор схимника
Обращен ко звезде,
Шепчут истово губы старца:
«Помилуй, Иисусе! Помилуй, Боже!».
Вифлеема Свет в ночь Рождества
Сияет глазам святого прозорливца.
Мороза крепкого не чувствует старик,
Шепчут горячие его губы:
«Слава Тебе, Иисусе, слава Тебе…»
Тихо со звезды
Ангел слетел
И венец золотой
на чело возложил…