Владимир Рачкин о зрячем детстве, учёбе в интернате, трагическом браке, общественной работе, журналистике и сокровенных мечтах
Владимир Рачкин — человек, отдавший несколько десятилетий общественной работе; работе на благо других слепоглухих людей. Конечно, не в одиночку, но обязательно — с полной отдачей, заботой, с понимаем того, как бывает важна для незрячего и глухого человека вовремя предложенная помощь.
Но и помимо этого жизнь Владимира Иосифовича — достойна полноценных мемуаров (а не только этого небольшого интервью, хотя мой собеседник их так и называет). В детстве и юности он перенёс падение слуха и зрения, поиск себя и своего призвания в новых обстоятельствах. Позже — трагическую потерю близкого человека. Другого бы это сломило, но мой собеседник каждый раз находил силы идти дальше, помогать другим, как бы ни было сложно себе.
Известен Владимир Рачкин и как журналист. Его материалы с 1970-х годов публикуются в профильных изданиях ВОИ, ВОС и ВОГ и, конечно, в журнале для слепоглухих «Ваш собеседник» (который появился, разумеется, не в 70-е, а 20 лет назад). Это всегда неравнодушные яркие зарисовки, статьи, эссе, материалы, в которых видна личность автора.
— Владимир Иосифович, что вы помните из зрячего мира? Чего, может быть, из тех, детских впечатлений, вам сегодня особенно не хватает?
— Родился я в день 25-летия нашей славной пионерии, 19 мая 1947 года, в шахтерском городе Губаха Молотовской области (сейчас — Пермский край) здоровым мальчиком. Папа — из псковского города Остров, где закончил среднюю школу накануне войны. Летом 41-го, когда гитлеровцы приблизились к городу, он вместе с младшей сестрой и мамой был эвакуирован на Западный Урал. Всю войну трудился на оборонном заводе, там и познакомился с моей будущей мамой. Через два года после Победы родился я — их первенец из пятерых детей.
Вскоре папу перевели в Пермь на строительство Камской ГЭС. Получив двухкомнатную квартиру в деревянном финском доме, он перевез туда семью. Так я и оказался в областном центре, вернее, в 25 км от него, в рабочем посёлке Гайва — по названию одноименной речки, которая впадает в правый берег Камы. Моё раннее детство было беззаботным, ибо, как я говорил выше, родился я здоровым, посещал детский сад — даже сохранилось фото, на котором я на переднем плане в группе таких же карапузов внимательно слушаю воспитательницу, читающую сказки. Но года в три или четыре перенес менингоэнцефалит. Сначала никаких осложнений не заметили, но в этом же возрасте у меня началось падение зрения. Случилось это так: бабушка положила на колено зёрнышко подсолнечной семечки, чтобы угостить, а я его не увидел. Родные очень переживали. Возили по врачам, писали в клинику Филатова в Одессу, диагноз подтвердился — атрофия зрительных нервов. Но я продолжал играть с ребятами, катался на велосипеде. Летом всей семьёй ходили купаться на Гайву, а зимой — на каток. Дом был без удобств — печное отопление, вода из колонки, отхожее место во дворе.
В восемь лет родители отдали меня в Пермскую школу-интернат для слепых, ведь в то время я ещё довольно прилично слышал.
— Судя по вашим эссе и рассказам, вы были тем ещё сорванцом и шутником! Помню, как над бабушкой пошутили…
— Да, вы правы, — в детстве я был «тем ещё сорванцом» — дёргал девчонок за косички, и меня частенько ставили в угол! Да и строгий папа, бывало, порол ремнём! Да, действительно, как-то я подшутил над бабушкой, когда мне было 14 или 15 лет и я приехал на каникулы. Бабушка попросила сходить во двор наколоть дров для печки, чтобы приготовить обед. Я взял топор и пошёл к сараю. Долго возился, слышу, бабушка выглянула в окно и кричит: «Володяяяя! Володяяяя!» А я шмякнулся на землю и не шевелюсь. Притворился мёртвым. Бабушка выскочила в одних носках, подбежала и перевернула меня — я и вытаращил зенки! Бабуля аж за сердце схватилась — так перепугалась! Сама быстро наколола дров, схватила в охапку и ушла в дом, а когда вернулись с работы родители, пожаловалась на внука-озорника. Папа, ясное дело, снял с гвоздя ремень. Спустил с меня штаны и вжик-вжик по голой попе! Я и заревел, забившись в угол! Бабуля пожалела любимого внука. Увела в свою комнату, обласкала. До сих пор мне стыдно за свою шалость — какая чудесная бабуля у меня была, какие вкусные шанежки и пироги пекла!
— Как вы пережили потерю зрения? Как адаптировались с «тёмному» миру? Или ребёнку с этим смириться проще, чем взрослому?
— Эта горькая чаша, к счастью, меня обошла, поскольку зрение я терял постепенно. К сегодняшнему дню полностью оглох. А зрения чуть-чуть осталось. Думаю, ребенок это легче переносит, особенно если таковым родился, нежели человек в зрелом возрасте.
Да, в школе мне было нелегко, ведь уже в первом классе я стал резко терять слух, поэтому меня сажали за первую парту, чтобы я мог слышать учителя. Все школьные неприятности сваливали на меня: кто-то сунул провод в розетку, произошло короткое замыкание и во всей школе погас свет — свалили на Рачкина, разбили окно — это Рачкин. А однажды случилось из ряда вон выходящее — в класс на практику пришла незрячая студентка филфака пединститута, и на первом же уроке кто-то из учеников положил ей на стол похабную записку, о содержании которой я даже не подозревал. В итоге девушка сразу ушла из школы, отказавшись там работать. И опять все стрелы летели в Рачкина, мне было горько и обидно! Позже школьный товарищ Володя Владыкин сказал мне, что ту злополучную записку написал Виктор Б. Ныне оба уже ушли в мир иной… Всё это накладывало отпечаток на мою психику, я испытывал стресс, был вспыльчивым и раздражительным…
— Знаю, вы мечтали играть на баяне, но падающий слух помешал…
— Да, я хотел научиться игре на баяне и попросился в школьный кружок. И вот, незрячий педагог Павел Николаевич Лапин пригласил меня на прослушивание, стал отбивать ритм по крышке пианино и просил повторять вслед — а я на слух уже мало что понимал… Вот и не прошёл в кружок. Отнесся к этому спокойно, не каждому дано быть музыкантом. В то время я любил слушать духовой оркестр — тогда я ещё разбирал звуки, только речь уже не понимал (у меня неврит слуховых нервов).
Тут надо сказать, что семья у нас музыкальная: папа на малой родине играл на мандолине в школьном оркестре, а брат и средняя сестра окончили музыкальные училища: брат — по классу аккордеона, а сестра — по классу скрипки и фортепиано; многие годы они преподавали в детских музыкальных школах. Сын брата тоже окончил музыкальное училище (по классу саксофона) и в армии играл в оркестре штаба округа в Самаре, а когда подошёл дембель, ему даже предлагали остаться на сверхсрочку… Вернувшись в Пермь, он играл в оркестре военного училища, в составе сводного оркестра играл на парадах и праздниках. После закрытия училища подался в бизнес, а в декабре 2009-го трагически погиб. Ну а музыку я уже давно не слышу…
— Расскажите о Гале — девушке из интерната, которая вам тогда очень нравилась. А вы, как я понимаю, — ей. Какой она была? Что вас связывало? И что, в конечном итоге, помешало быть вместе?
— Вы, очевидно, имеете в виду моё эссе «Одноклассники в сердце моём». Да, это была удивительная девушка. Будучи тотально незрячей, она стремительно ходила по длинным школьным коридорам, не боясь на что-то налететь. В классе была отличницей, помогала отстающим в учёбе, а как прекрасно пела — заслушаешься! В моей книге («Жизнь продолжается!») есть фотография, на которой запечатлён наш отряд на школьной линейке 19 мая 1962 года — в день моего 15-летия. Галя стоит слева, маленькая, изящная, в коричневом форменном платьице, с отрядным флажком в руке — она была председателем совета отряда (наш первый отряд состоял из комсомольцев и пионеров, а школьная дружина носила имя Николая Островского). После школы Галина уехала в город химиков, Березники, устроилась на местное УПП ВОС, жила в общаге, с отличием окончила вечернюю школу. Раза два я приезжал туда в гости к своему однокашнику, Саше Колесову, который тоже работал на УПП и был председателем профкома. Встречался там и с Галиной.
Что нам с Галей помешало быть вместе? Всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Основной барьер — проблемы общения, ведь в школе я ещё слышал и мог разобрать речь через слуховой аппарат. Но со временем слух падал — из-за этого я и был отчислен. Я понимал, что Гале не подхожу: когда я совсем оглохну, как нам общаться? Зрячие и слабовидящие писали мне на бумаге, а я говорил голосом…
С Галей мы остались хорошими друзьями. После окончания вечерней школы она уехала в Кисловодск, поступила в школу массажистов, впоследствии преобразованную в медицинский колледж по подготовке незрячих массажистов. Там познакомилась с будущим мужем, тоже инвалидом по зрению, Леонидом. Получив дипломы, они уехали в Ростов, где проработали массажистами многие годы, вырастили дочь. Есть внуки. Сейчас они на пенсии, лето проводят на даче. Галя любит цветы. Несколько лет назад, возвращаясь с сестрой из санатория в Пятигорске через Ростов, во время стоянки поезда, мы встретились с Галей и Леонидом у вагона и пообщались, а на прощание они передали нам дары со своей дачи и бутылочку домашнего вина. И я счастлив, что у Галины так удачно сложилась личная жизнь.
Не менее удачно сложилась личная жизнь и у другого моего однокашника, Александра Колесова, упомянутого выше — во время работы на УПП в Березниках он и его супруга Лидия заочно окончили институт культуры и были направлены в город Нытва. Вырастили двоих детей, есть внуки. Отметили золотую свадьбу. К сожалению, в прошлом году Лидии не стало, да и у моего ровесника Александра здоровье уже неважное. Я не раз бывал у них в гостях, а Александр был свидетелем на нашей с Зиной свадьбе.
— Насколько сложно слепоглухому человеку найти пару? На оборотной стороне монеты — потенциальное одиночество…
— Да, слепоглухим людям очень трудно найти вторую половинку и создать семью. Особенно позднооглохшим, я в этом убедился на личном опыте… Ведь, как правило, инвалиды с детства знакомятся в школе для слепых или глухих, в Загорском детдоме, и создают семью, у них рождаются здоровые дети, как у моего тотально слепоглухого друга-сибиряка Володи Елфимова. К сожалению, есть и такие слепоглухие, которые попадают в ПНИ (психоневрологические интернаты) либо «под каблук» своих близких, с которыми живут под одной крышей, и порой вынуждены терпеть унижения… Сам я женился на четвертом десятке, и брак закончился трагично…
— Простите, если нечаянно разбережу раны, но мне хотелось бы узнать о Зинаиде. Как складывалась ваша личная жизнь?
— Зина — моя вечная незаживающая рана и душевная боль, которую мне нести в сердце до конца своих дней… Постоянно стоит перед глазами тот кошмарный июльский день 1993 года — распростертое на асфальте в луже крови тело Зиночки… С ней мы познакомились по переписке — она жила с младшей сестрой и четырехлетним племянником в соседней области. Моложе меня на шесть лет, зрячая, как и я, позднооглохшая — понимала по губам только родных. Слух потеряла из-за неправильного лечения антибиотиками.
Она написала в журнал ВОГ «В едином строю» с просьбой познакомить её с парнем, вот моя знакомая москвичка и дала адрес — завязалась переписка. А вскоре она приехала ко мне в гости. Лично познакомились и понравились друг другу. Тогдашняя председатель Пермской краевой организации ВОГ Светлана Викентьевна Копылова, узнав о моём знакомстве с девушкой, предложила мне две путевки на 24 дня в Дом отдыха украинского товарищества глухих «Сосновый бор» на курорт «Пуща-водица» под Киев. Мы с удовольствием поехали и были довольны отдыхом — это было в мае 1985 года, — гуляли по прекрасному городу на Днепре, любовались достопримечательностями. Но уже тогда я чувствовал, что мы не сможем нормально жить вместе: слишком разные по характеру, были проблемы в общении. Да и мама предупреждала, что у нас ничего не получится, ей сестра Зины сказала: моя подруга — психически больной человек, стоит на учёте у психиатра. Но я не послушался маму… Недаром говорится, что материнское сердце — вещун! Я обещал Зине по возвращении из Киева жениться на ней и не мог обмануть. Вот и подали заявление в ЗАГС, и родные не стали нам перечить. Сыграли хорошую свадьбу.
Мучились мы восемь лет — нам было трудно общаться, и Зина делала глупости. Ей постоянно мерещилось, что о ней сплетничают, слышались голоса. А я раздражался… Ну представьте себе — приехали в гости к моим родным, собрались за праздничным столом, идёт разговор на разные темы. Мы с Зиной, правда, не слышим, о чём речь. Вдруг она встаёт из-за стола, одевается, берёт сумочку и уходит, ничего не сказав. Все в шоке! Мама спрашивает: в чём дело? А что я могу ответить? Одеваюсь и тоже ухожу — еду домой, застолье уже испорчено. Дома у Зины спрашиваю: что всё это значит? А она в ответ: «Там про нас сплетничают!» Ну как на это реагировать? Я и «психанул» — накричал в раздражении. Или у подъезда кучка пенсионеров, о чём-то общаются. Зина опять за своё: «Про нас сплетничают!» И так постоянно… Работать я её устроил на своё УПП, работала она хорошо. Её хвалили…
В середине лета 1989 года профком УПП выделил мне две путевки в пансионат «Прибой» под Туапсе, по соседству со знаменитым «Орлёнком», где мы тоже хорошо отдохнули — Зина отлично плавала, нередко заплывала далеко от берега, и я за неё волновался. На обратном пути заехали к её тётке в Армавир, хорошо погостили. Несколько раз ездили в бывший Дом отдыха ВОГ «Крюково» под Москвой. Я думал, что, хотя нам и было трудно, недаром говорится: «стерпится — слюбится». Вот и прожили восемь лет — было сложно, а разойтись не могли. Сделали, правда, попытку, Зина уезжала к сестре, и уже оттуда писала: «Милый, единственный — я не могу без тебя!» Мне стало её жаль, и я забрал её обратно. Всё вернулось на круги своя.
Что касается детей, то она меня обманула, заверив перед свадьбой, что врачи якобы разрешили ей иметь детей — она трижды была беременной, и каждый раз приходилось делать аборт. Она, увы, не могла вынашивать, болезнь обострялась (а таблетки были очень сильные), необходимо было срочно её спасать… В третью беременность я решил рискнуть, не дал расписку на прерывание и забрал Зину из психбольницы. Но болезнь не отступала, и бедная Зина мало что понимала — однажды пропала из дома, а к вечеру вернулась без сумочки, сказала, что на мосту через Каму уронила её в реку, а там были документы и личный архив… День за днём ей становилось хуже. Одной ночью она сама пошла в краевую психбольницу, благо, она недалеко от нашего дома, откуда её увезли в городской интернат; на следующий день я поехал туда и всё же дал расписку на аборт, чтобы спасти жену… Ей сделали кесарево сечение. Зина плакала, говорила мне: «Была девочка, такая красивенькая, на тебя похожая, санитарка положила в коробку и унесла». У меня слёзы текли — так было жалко Зиночку — столько ей пришлось пережить…
И вот развязка семейной драмы: в июле 1993 года я со старшей сестрой поехал в санаторий ВОС в Геленджик. Зину врачи не отпустили, и я отправил её к сестре. Она не хотела ехать, просила дать ключи от квартиры. Но я не рискнул оставить её совсем одну. 19 июля вернулся домой, а на следующее утро встретил Зину на вокзале. Мы отдохнули с дороги, сходили в магазин за продуктами и на почту за пенсией. В тот же день по пути на работу ко мне зашёл мой слепоглухой друг Толя Александров — он во вторую смену работал на УПП ВОС, вот и занёс мою почту и продукты, которые брал за меня по талонам. Мы немного пообщались — я попросил Зину посидеть и подождать. Она вышла в комнату, а мы с Толей на кухне сидели. Затем Толя стал собираться на работу, я пошёл к Зине, гляжу, в комнате её нет. Выглядываю на лоджию — а там стул и рядом её тапочки. У меня сердце готово было выскочить из груди. Выглянул через монокль вниз — скопление людей. Мы с Толей бегом вниз, не дожидаясь лифта. Выбежали на улицу — а там Зина в луже крови, и рядом знакомые люди, милиция, скорая… Ни я, ни её сестра так и не поняли, зачем Зина это сделала… Возможно, ей померещилось, что мы с Толей «сплетничаем» о ней, вот и решила свести счёты с жизнью… Так трагически закончилась моя семейная жизнь…
С тех пор я больше не пытался жениться, сначала со мной жила мама, а потом с Севера перебралась сестра, у которой тоже не сложилась личная жизнь. Вот и живём вдвоём… Постоянно вижу свою Зиночку во сне… Но кто мог предвидеть, что так всё сложится?
— Спасибо за такую откровенную, трогательную и трагичную историю… А что происходило после интерната? Как я понимаю, вы довольно скоро нашли работу…
— После 7 класса меня отчислили из-за глухоты. Как раз в это время в Загорске (ныне Сергиев Посад) открылся детский дом для слепоглухих. Но меня не приняли по возрасту: мне уже стукнуло 16. Что делать? Как дальше жить? Сидеть и бить баклуши? На УПП ВОС брать не хотели, полагая, что слепоглухой человек не сможет работать наравне с незрячими людьми. Вот я по совету старших рискнул написать брайлевское письмо самому Никите Сергеевичу Хрущёву, в то время главе партии и правительства. И что вы думаете? — письму был дан ход, ко мне приезжали чиновники, говорили с родителями. И в августе 1963 года я был принят в щёточный цех Пермского УПП ВОС. Мне дали койку в общежитии, а через год выделили путевку в санаторий ВОС в Пятигорск. Более 40 лет я проработал на этом предприятии, доказав, что слепоглухие люди могут трудиться наравне со слышащими незрячими. После того, как щёточное производство закрылось, я перешёл в картонажный цех, в бригаду клеевой коробки — единственный мужчина в коллективе из более чем двух десятков женщин, инвалидов I и II групп по зрению. Стал машинистом разрезной коробки 3 разряда. Бригада была дружная, работали на единый наряд, делили поровну радости и горести. За свой труд я награжден десятками грамот и благодарностей, двумя знаками «За заслуги перед ВОС», медалью «Ветеран труда».
У нас была хорошая атмосфера, УПП даже получило звание «Предприятие высокой культуры производства», этому способствовал бывший директор УПП, а затем председатель областного правления ВОС, инвалид Великой Отечественной Александр Ефимович Патока. Предприятие работало по кооперации с госпромышленностью, выпускало в том числе сложную электроаппаратуру. Ну а наша бригада клеила коробки под пластилин и медицинские препараты, для мясорубки и телефона и т.д. Всего, что мы делали, не перечислить!
У нас была база отдыха, свои автобусы, но в тяжёлые 90-е всё кануло в прошлое — из более тысячи человек к сегодняшнему дню на предприятии остались от силы несколько десятков… К счастью, удалось сохранить Дворец культуры и библиотеку.
— Где скрываются зачатки вашей будущей работы со словом? Любили ли вы сочинять в детстве?
— У меня и в мыслях не было писать, всё получилось само собой! Вернее, это заслуга учителя русского языка и литературы Фаины Григорьевны Пигалевой. Когда я работал на УПП ВОС, ко мне в цех пришла директор вечерней школы Нелли Павловна Пиликина, труженица тыла, инвалид по зрению. Она убеждала меня учиться. Я долго колебался, уверяя, что глухой — и не смогу успевать наравне со всеми. Но Нелли Павловна была убедительной, и я согласился. Учителя занимались со мной индивидуально, не считаясь с личным временем, исписывая ворохи бумаг, чтобы объяснить предмет. Я часто оставался ночевать в школе, куда мне принесли из общежития раскладушку, матрац и постельные принадлежности, так как жил далеко, уроки кончались поздно, а рано утром на работу. И вот однажды Фаина Григорьевна написала мне: «Володя! А не попробовать ли тебе писать? Напиши в журнал “Наша жизнь”1»! Ну я и попробовал — и послал в редакцию короткую заметку о том, как у нас в школе прошла читательская конференция, посвящённая книге местного писателя Андрея Черкасова «А до смерти — целая жизнь» (1972) о сыне, который погиб, защищая родину. Заметка была опубликована. Это меня окрылило — я послал ещё несколько коротких текстов. И их тоже взяли. Ну а первый большой очерк был опубликован в 1977 году под заголовком «Медаль за бой, медаль за труд» и посвящён нашей активистке, инвалиду Великой Отечественной, бывшему санинструктору гвардейского артполка Анастасии Фёдоровне Кобелевой. С тех пор я регулярно печатался не только в «Нашей жизни» но и в других изданиях: в журнале ВОГ «В едином строю», в краевой газете ВОИ «Здравствуй!», в журнале для слепоглухих «Ваш собеседник», в стенгазете УПП… В 2018 году краевая библиотека для слепых выпустила сборник моих статей «Жизнь продолжается!».
Что же касается «зачатков работы со словом» — тут никакого секрета нет: просто я люблю книги, много читаю — вот и «зачатки».
— По характеру в детстве вы были весьма вспыльчивым. Это из-за приходящий слепоглухоты? Из-за стресса, связанного с ней?
— Разные причины, наложившие свои отпечатки. Я уже говорил, что мне многое пришлось пережить. А недавно, в декабре 2019 года, меня обидели в ВОСовской первичке, в рядах которой я состою более 60 лет… До сих пор это остро переживаю. Но говорить об этом не буду. После того случая у меня пропал интерес к жизни, вертелись даже самые крамольные мысли, но усилием воли я отогнал их от себя… Да и как я мог бросить своих слепоглухих, ради которых вёл активную общественную работу?..
— Чем вы занимались как общественник? Знаю, что помогали другим незрячим и с трудоустройством, и с жильём, даже личную жизнь устраивали!
— В 1975 году я случайно познакомился с двумя слепоглухими студентами из знаменитой четверки, окончившей факультет психологии МГУ — Александром Суворовым и Сергеем Сироткиным. Между нами завязалась переписка, к которой чуть позже подключилась будущая супруга Сергея Алексеевича — Эльвира Кипчаковна. В письмах мы обсуждали проблемы слепоглухих людей и пути их решения. Они побывали на приёме у руководства ЦП ВОС, а я одновременно написал туда письмо. Так, в 1978 году вышло историческое Постановление ЦП ВОС об образовании Совета по работе со слепоглухими, членом которого я был в течение первых 10 лет. Руководителями Совета были Сироткин с супругой вплоть до её кончины. В конце того же года аналогичный Совет был создан и при Президиуме Пермского правления ВОС, возглавить его поручили мне. Для начала мы провели перепись и учёт всех слепоглухих людей нашего региона. После стали их трудоустраивать и помогать с реабилитацией. В этом деле мы были не одни. Нам очень помогли тогдашний председатель местного отделения ВОГ С.В. Копылова и зампредседателя Пермского ВОС Александр Вячеславович Перровских. Именно благодаря их поддержке (а также их сотрудников) в первой половине 80-х годов на Пермское УПП было трудоустроено свыше 25 слепоглухих, там же создали первичку ВОГ, председателем которой выбрали меня. А в конце 80-х открылся наш прекрасный Дом культуры, на базе которого появился один из первых в стране клубов общения для слепоглухих людей. Его возглавила инвалид по зрению Людмила Никифоровна Кравченко, так нам полюбившаяся, что мы называли её второй мамой. Тогда у нас и началась активная культурно-массовая работа. Нечто подобное происходило в Лысьве и Соликамске. Некоторые мероприятия мы проводили совместно с Лысьвенским отделением ВОС. Например, организовали двухдневный отдых на базе отдыха Пермского УПП в сосновом бору, на берегу речки под прозаическим названием Бабка. Сыграли и в игру «Поле чудес», наподобие той, которую каждую неделю ведёт Леонид Якубович.
Совет помогал решать и бытовые, и личные проблемы. Люди получали места в общежитиях. Анатолий Александров, работавший в две смены и живший очень далеко в частном доме, получил освободившуюся комнату в коммунальной квартире рядом с УПП. Владимир Удников отлично работал на УПП, но был, увы, неравнодушен к спиртному. Вот к нему и направили комиссию, которая выяснила, что наш товарищ со слабослышащей женой и тремя малыми детьми живет в однокомнатной квартире старого барака, подлежащего сносу. Мы были в шоке! По настоянию Совета УПП выделило многодетной семье трёхкомнатную квартиру. К сожалению, радовались они недолго — когда жена с детьми отправилась в круиз по турпутевке от завода, к Володе приехал брат, они выпили, возник конфликт… Финал трагический: наш коллега выпал с балкона квартиры и разбился… Жена и дети даже не смогли проститься с ним…
Помогали мы и в устройстве личной жизни, тут вы правы. Например, в начале 80-х к нам из УПП ВОГ была переведена девушка Замфира — из-за снижающегося зрения. Бойкая, общительная Зина, как мы её называли, всем в бригаде пришлась по душе. Как раз в это время я поехал в командировку в Сарапул, где только что был открыт производственный участок для слепоглухих людей. Там и обратил внимание на серьезного парня Володю Закатова, тоже инвалида по слуху и зрению. Попросил земляка, который тогда жил в Сарапуле, познакомить Володю с Зиной. Вот Лёня и привез парня в Пермь, когда собрался навестить родственников. Я в то время жил один, предоставил гостю ночлег и стол. Пригласил Зину — они познакомились, и Вова, что называется, влюбился с первого взгляда. Сначала приезжал в Пермь на выходные, а затем, уволившись в Сарапуле, переехал насовсем, сначала жил в общаге, а после женитьбы перебрался к Зине. Я был на их свадьбе. Вскоре они получили кооперативную квартиру. Добросовестно трудились на УПП ВОС, вырастили и воспитали дочь, появились внуки. Сейчас супруги Закатовы — активисты нашего клуба «Говорящие руки». Володя отлично играет в шахматы и шашки, занимает призовые места.
Познакомили и другого слепоглухого человека, Анатолия Сухарева, пригласив в наш клуб глухую мать-одиночку, у которой уже был трёхлетний сын. Сыграли свадьбу в нашем ДК, у них родилась дочь. К сожалению, семейная жизнь этой пары не сложилась, жене слепоглухой муж оказался не нужен…
Ну а когда наступили 90-е, наша работа стала сводиться на нет. Многие инвалиды, в том числе слепоглухие люди, были сокращены, не обошла эта горькая чаша и меня — мой трудовой путь на УПП завершился в 2004 году. Сейчас на Пермском УПП остался один слепоглухой человек — Николай Минин.
— Сильно ли изменило жизнь слепоглухих людей появление в 1990-х общества «Эльвира»?
— С появлением «Эльвиры» регионы как будто ожили! В сентябре 1993 года в Волоколамском центре реабилитации слепых было открыто отделение для слепоглухих людей, одними из первых туда попали ваш покорный слуга, а также Владимир Пудовкин из Сергиева Посада и москвичка Елена Волох. Сергей Сироткин и Эльвира Шакенова помогали приобретать телефоны с усилителем звука и другие технические средства реабилитации (ТСР). Появились обучающие курсы в институте «Реакомп», стали открываться отделения «Эльвиры» и клубы общения в регионах.
В марте 1998 года такое отделение появилось и у нас. Более 10 лет им руководил А.В. Петровских, а сейчас, тоже уже почти 10 лет, Марина Трофимовна Сабадаш. Как вы знаете, в 2014 году в деревне Пучково под Троицком открылся «Дом слепоглухих», позже — второй дом, названный в честь уже ушедшего Сергея Алексеевича. А ещё один дом — в деревне Ляхи под Муромом. Одним словом, Сергей Алексеевич и Эльвира Кипчаковна оставили добрую память о себе, вечная им память!
— А появление в 2014-м Фонда «Со-единение»?
— Оно сыграло не менее важную роль! Работа с нами стала вестись ещё активнее. Люди стали получали дорогостоящие ТСР, отправлялись на реабилитации, курсы. Проводится большое количество конкурсов. Под Петербургом открыт «Добрый дом» для одиноких слепоглухих… В общем, эта необходимая работа, и слепоглухие люди за неё очень благодарны!
— У вас всё в порядке и с юмором, и с выдумкой! Значит: молоды душой. Смотрю на видеоролики из вашего досугового центра — какие только роли вы не исполняли и как вживались в них! Как сохранить задор и настрой на восьмом десятке лет?
— Эти шутливые роли и видео — моя выдумка. А с постановкой помогла наш тифлосурдопереводчик Надежда Ивановна Волхонская, по образованию режиссер. Сам не знаю, как удалось сохранить задор и настрой на восьмом десятке… Но вот кому следовало бы позавидовать: нашей Людмиле Роговой. Она на девятом десятке не даёт унывать всему нашему досуговому центру, во время мероприятий своими анекдотами так поднимает настроение, что смеются все!
— Насколько велик вклад ваших близких в то, что вам удалось достичь? Насколько важно слепоглухому человеку, чтобы рядом был кто-то из понимающих зрячеслышащих?
— Разумеется, вклад моих близких бесспорен, хотя многого я добился сам. Родители жили дружно, вырастили и воспитали пятерых детей — у меня три сестры и один брат. Как я сказал выше, папа был подростком эвакуирован на Урал и всю войну трудился на оборонном заводе, позже работал на Камском кабельном заводе начальником бюро труда вплоть до своей кончины — он умер в 52 года из-за врачебной ошибки. Мама на том же заводе трудилась старшим инспектором отдела кадров, пережила папу на 40 лет. Мне очень её не хватает, как и Зины…
Что касается общения с родственниками, то с этим есть проблемы, ибо «дактиль» они упорно не желают освоить, пишут на бумаге. Сейчас со мной живет средняя сестра. Конечно, очень важно, чтобы радом со слепоглухим человеком был кто-то из понимающих его людей. У нас в Перми нет службы сопровождения, практически нет волонтеров, некому помогать…
— Поздравляю с победой в конкурсе короткого семейного рассказа «Мы и наши маленькие волшебники» (2022). В рассказе вы как раз о своей шалости из детства поведали. Не думали мемуарами заняться? Уверен, у вас в памяти множество живых эпизодов…
— Спасибо за поздравления. Собственно, я не собирался участвовать, да вот вы уговорили. А писать мемуары — не думаю, Боже упаси! Это моё интервью можете считать своего рода мемуарами.
— И, наконец, о чём мечтают слепоглухие люди?
— В журнале «Ваш собеседник» Любовь Молодых с Алтая так выразила мечту многих слепоглухих людей: «Конечно, было бы лучше, если бы я видела, как прекрасен мир, и слышала звуки во всей красоте…» Очень точно сказано! Вот и я мечтаю — в один прекрасный день проснусь и увижу в окно яркие краски лета, услышу музыку в парке напротив, голоса с экрана телевизора…
Мечты… Мечты…
Беседовал
Владимир Коркунов
1 Журнал ВОС «Наша жизнь» издаётся с 1924 года. Это главное издание для незрячих людей в России.